Я встряхнул головой и осмотрел критически себя: вполне. Вытерев пот со своих рук о штаны, поправил рубашку — немного староват, немного диковат, но волосы ещё при мне, и, благодарю бога, ещё густые. Дырка от серьги пуста. Ну, старый рокер, навстречу толпе. Но, хотя уже несколько дней я без серьги, но эластичный корсет на мне, и моей рубашке удаётся спрятать от любопытных глаз признаки моего гедонистического образа жизни.
— Ты сможешь, — повторил я себе и отступил шаг назад, так как рабочий сцены снова появился перед стеклянной дверью.
— Ну, Таппи, пора. Удачи, дружище.
Он открыл для меня дверь, я поправил ремень и ступил на сцену.
— Дамы и господа, позвольте представить, только что из Англии, один из величайших роуди шестидесятых… Мистер Таппи Райт!
Ну, вот и всё. Луч прожектора, но не то что аплодисменты — вой стаи волков и свист вёл меня к микрофону, у которого я остановился, с улыбкой обводя глазами ряды жаждущих лиц, с нетерпением ожидающих насыщенных разными подробностями рассказов о своих любимых героях. Я подождал, пока овации затихали, эхом отражаясь от стен зала. Кто–то закашлялся в тёмной глубине. Неужели я смогу сделать это?
Я чуть кашлянул, провёл трясущейся рукой по волосам и заговорил. Неожиданно мои нервы пришли в порядок, подбадриваемые хохотом толпы, ловящей каждое моё слово. В конце концов, ведь сцена — это мой дом, моя стихия и рассказы старого рок–роуди полились потоком, смывшим первоначальную нерешительность. Секс, наркотики, рок–н–ролл и правдивые, правдивые и ещё раз правдивые рассказы об Animals, Отшельниках Германа, об Элвисе Пресли, об Айке и Тине Тёрнерах и, конечно же и больше всего о легендарном Джими Хендриксе.
июнь 2004, Даллас, Техас
1. Клубы и клубы угольной пыли
Всё началось с одного маленького мальчика, самого обыкновенного сына шахтёра, выросшего в трудные, голодные послевоенные годы на северо–востоке Англии. Родился он в Уитли Бэе, небольшом городке по ту сторону от Ньюкасла, третий сын Айви и Джозефа Райтов, старающихся прокормить своих детей по карточкам, и, возможно, в тайне от него они баловали малыша леденцами Taffy, позднее их стали называть на французский манер — toffee. С ртом вечно вымазанном этой застывшей вокруг губ субстанцией, его и стали звать Таппи. И это детское прозвище никогда уже больше его не покидало.
Мне было двенадцать, когда я впервые взял в руки гитару. Мой школьный учитель, мистер Глегг захватил её с собой в класс и сыграл нам пару мелодий. Он научил меня трём аккордам, и пока я держал её в руках, а пальцы ударяли по струнам, я понял, чем станет моя жизнь: музыкой, музыкой и ещё раз музыкой.
Помните свой первый автомобиль? Запах его сидений; цвет окраски; гордость сидения за рулём, после всех лет ожидания? Ну, а я хотел гитару. Но на дворе стояли пятидесятые, и с деньгами было тяжело и не было способа позволить себе что–то вроде этого. Итак, с напутственными словами мистер Глегг передал меня в руки нашему столяру, учителю по труду и направил меня к моей собственной новоприобретённой страсти, я сделал её собственными руками.
Бедняга была неказиста, но настоящая из прессованных опилок и клея. Должно быть, и звук у неё был ужасен. Но, как этот первый драндулет не забыть никогда, для меня она была прекрасна, и я любил её.
Я принёс её домой и взял у кого–то или украл, не помню уже, пару самоучителей игры на гитаре. Каждый вечер к отчаянию моих бедных родителей я практиковался и практиковался, пока не выучил все аккорды. Я играл до тех пор, пока она не выпадала у меня из рук. Через некоторое время, откладывая понемногу, мне удалось накопить на Хофнер, и я, наконец, мог играть на настроенном инструменте. Теперь я стал настоящим гитаристом; всё, что мне оставалось — это собрать группу.
Таких как я было много. Депрессия, охватившая Англию после войны, ничего не оставила новому поколению, как искать что–то совсем другое. Рок–н–ролл проник через океан из Штатов, и мы были первыми слушателями. Я переходил из группы в группу. The Alley Cats: я на гитаре, Ронни на стиральной доске и Гарри на басу (швабре с натянутой верёвкой). Мы даже пробовали писать музыку.
Я уже играл много лучше и решил организовать свою группу. Мне было шестнадцать, и на «Мы ищем таланты» в Ньюкасл—Эмпайр познакомился с Хилтоном Валентайном. Никто из нас не получил никакую награду и, отправившись вместе на железнодорожный вокзал, мы сдружились, решив между собой, что победа в этом конкурсе всё равно ничего не означала. (Хэнк Марвин и Брюс Велш, победители, стали потом частью группы Клиффа Ричарда, The Shadows.)
Читать дальше