Борис Зылев - Воспоминания о народном ополчении

Отдохнув до половины дня и поблагодарив гостеприимных хозяев, мы пошли дальше по указанному ими направлению. Мы шагали по проселочной дороге, стараясь по возможности быть незамеченными. Увидев по дороге селения или какие-нибудь строения, мы обходили их лесом или подальше отклонялись в поле.

На этих дорогах мы были не одни: часто по пути, обгоняя нас или, наоборот, двигаясь медленнее нас, попадались нам одиночные бойцы, а порой и небольшие группы от 3-5 человек до 15-20. Дороги, по которым мы шли, были небольшими сельскими проселками, протянувшимися от одной деревни до другой.

В эти дни погода стояла теплее, снег таял, и дорога превращалась в месиво грязи. Грязь очень затрудняла наше движение: она налипала на сапоги, образуя на каблуках пирамидальной формы лепешки, которые очень мешали идти, и которые часто приходилось счищать.

Если эта дорожная грязь и эта непроходимость дорог затрудняли наше движение, то они одновременно и облегчали его, так как немцы в этот период были вынуждены двигаться по шоссейным дорогам, и мы были в значительной мере гарантированы от встречи с ними.

Эта непролазная грязь грунтовых проселочных дорог определила направления, по которым вынуждена была двигаться немецкая армия после прорыва Западного фронта в начале октября

1941 года, и облегчила тем самым организацию обороны Москвы на рубежах Волоколамск-Можайск, где немецко-фашистская армия была остановлена на больших шоссейных дорогах благодаря героическим подвигам войск генерала Говорова, генерала Панфилова, которые хорошо описаны в нашей литературе.

Мы каждый день проходили не менее 30-40 километров, но прошли расстояние до Можайска только в 5 дней, хотя оно по прямой составляло не более 120 километров от места, где мы отстали от генерал-майора Козлова.

Происходило это по двум причинам: во-первых, мы не имели карты и нередко уклонялись в сторону, натыкаясь на препятствия в виде речек; и, во-вторых, нам нередко приходилось обходить те места, где, по рассказам местных жителей, уже были немцы.

Все это сильно удлиняло наш путь. Мы старались двигаться как можно быстрее, напрягая все свои силы. От того, как скоро мы подойдем к Можайску, зависела возможность перейти фронт. Мы понимали, что пока еще сплошной линии фронта нет, но что она могла образоваться в ближайшие дни. Поэтому скорость нашего движения в значительной мере решала нашу судьбу и судьбу всех тех, кто рядом с нами так же, как и мы, двигался в сторону Москвы, в сторону Можайска.

Помню, что у Саши Волкова возник такой план: он предлагал выйти вечером на шоссе, остановить какую-нибудь немецкую машину, где будет один шофер, и заставить его с помощью оружия везти нас в сторону Можайска. Но мы отвергли этот план как рискованный, и сам Саша, наконец, согласился с нашими доводами.

Вечером мы подошли к деревне, где в этот день отмечали престольный праздник.

Деревня эта осталась в стороне от военных действий, еще никто в деревне не видел немцев, хотя жители деревни уже знали, что их деревня находится в тылу у немецкой армии. Это сильно мешало им справлять праздник, в деревне не было обычного веселья; но все же они принарядились и приготовили праздничную еду. Нас позвал к себе какой-то пожилой колхозник. Нас пригласили к столу, угостили очень вкусным холодцом, прекрасным хлебным квасом, жирными крестьянскими щами и хлебом домашней выпечки.

За ужином шел разговор о войне, о судьбе нашей Родины, о том, что теперь будут делать на оккупированной территории немцы. Мы все говорили, что судьбе нашей Родины угрожает величайшая опасность, и сходились в том, что не покорить немцам России, что еще много сил заложено в нашем народе, и что эти силы сломят хребет гитлеровской армии.

В этом доме мы хорошо отдохнули. Утром хозяин посоветовал нам как дальше идти, накормил нас на дорогу и пожелал счастливого пути.

Весь этот день (а это было, насколько я помню, 14 октября) мы шагали по проселочным дорогам, стараясь, по возможности, двигаться в сторону востока. Как ни старались мы набавлять темп, но нас нередко обгоняли женщины, которые по делам шли от деревни к деревне. Я с некоторой завистью смотрел, как легко и быстро они двигались, а мы, по сравнению с ними, ползли, точно черепахи.

Но мы ничего больше сделать не могли: у нас не хватало сил. Особенно тяжело было Миняеву, который был старшим среди нас - ему было не менее 45 лет.

Но надо было идти, и мы шли почти целый день, почти не останавливаясь, озираясь по сторонам, внимательно наблюдая за дорогой, но на ней виднелись спины таких же как мы людей или фигуры местных крестьянок.