Владимир Макеев - В море Травкин

Вспомнилась темная ночь в ноябре, когда отец неожиданно снова появился в старой длинной шинели, в тяжелых, подкованных железом солдатских сапогах, серых обмотках и серой папахе на стриженной наголо голове. Старшие дети радостно закричали, младшая — Полина — не узнала отца, разревелась на всю небольшую каморку — их скромное жилье в бараке.

— Вот пришел без разрешения, чтобы попрощаться, — как-то виновато стал объяснять отец.

— Ты бы по-хорошему попросился, — ответила мать.

— Просился, толку-то…

Не прошло и часа, как в дверь громко постучали. Пришли урядник и два городовых. Мать заплакала, следом и вся громкоголосая детвора. Старший брат Николай бросился на городового с кулаками, когда тот стал скручивать отцу руки. Тринадцатилетнего паренька отбросили в угол.

Отца повели в полицейский участок. Мать, торопливо накинув на плечи платок, побежала следом за ним, за нею увязался и Иван. У двери участка отец хотел обнять на прощание сына, но жандарм пнул его ногой и бросил в снежный сугроб. На следующий день вместе с другими солдатами отца отправляли на запад. Иван с матерью провожали его — поникшего, осунувшегося. Когда отправлялся эшелон, на перроне стоял такой неистовый плач провожающих, что Иван не выдержал, убежал. Он был уже далеко от станции, а в ушах звучало материнское:

— Береги себя, Василий!

В тихом Наро-Фоминске в начале века была всего одна текстильная фабрика. Со дня основания на ней работали все в семействе Травкиных и их родственники. При фабрике была единственная в городе начальная школа, где и учился Иван. Рабочий день продолжался по 12 часов в сутки, поэтому мать-ткачиха уходила рано, возвращалась поздно, дети оставались без надзора.

Вспомнилось, как однажды его хотели выгнать из школы. На уроке закона божьего Иван спросил у батюшки:

— Если Христос такой всемогущий, сможет ли он сделать камень, который сам не поднимет?

Тут же он получил звонкую затрещину, и батюшка, выгнав паренька из класса, распорядился на уроки богохульника больше не пускать, без родителей в школу не являться. Несколько дней Иван не ходил на занятия, пришлось рассказать доброй к детям бабушке о школьных бедах, просить матери ничего не говорить, не расстраивать ее. Бабушка сходила в школу, низко поклонилась батюшке, снесла два десятка яичек, сказала, что крепко «всыпала дитю неразумному». Тем дело и кончилось.

Страшно трудными оказались для семьи годы гражданской войны и разрухи. Нечего было есть, не во что было одеться. Мать и работала, и стирала на людей, мыла полы, лишь бы дети не умерли с голода. Иван с младшим братом ходили на вокзал, просили у солдат с проходивших эшелонов хлеба, сухариков. Он часто пропускал занятия в школе и в третьем классе остался на второй год.

Группа рабочих-текстильщиков, собрав какие удалось вещи, отправилась на Украину обменять их на продукты. Травкина с сыном Иваном тоже поехала. На станции Белая Церковь на эшелон напали бандиты. Они врывались в вагоны, забирали и выбрасывали вещи. Но грабеж не удался. В одном из вагонов ехали матросы. Вспомнилось, как один из моряков, по прозвищу Грач, черный, рослый, косая сажень в плечах, вышвырнул из вагона, где ехали Травкины, троих бандитов. Иван с восторгом смотрел на богатырей в черной форме. Они метко стреляли, побеждали бандитов в рукопашной. Поезд продолжал движение. В тот день и дал Иван себе слово, что, когда вырастет, пойдет служить на флот.

Долгие годы прошли, пока исполнилась эта мечта, а в сознании Ивана Васильевича они сейчас пробегали в те короткие минуты, за которые он вспоминал отрывочные эпизоды прошлого.

В 1922-м окончил пятилетнюю школу и поступил работать на ткацкую фабрику. Вступил в комсомол. Жизнь фабричных комсомолят была кипучей: то разъясняли текущий момент, то выявляли самогонщиков, то вели борьбу с кулаками.

Когда пришло время служить, в Наро-Фоминском военкомате попросился на флот, но в 1930-м не оказалось «морской» разнарядки, и он попал в армию во второй стрелковый полк Московской Пролетарской стрелковой дивизии.

От воспоминаний Ивана Васильевича отвлек басовитый голос командира, по знакам различия в петлицах — артиллериста:

— Первый блин у фашистских летчиков комом получился. Доложили нам в штаб в Ленинград, что зенитчики и летчики рано утром отбили налет авиации на Кронштадт.

…Служба в образцовой части была нелегкой. Занятия по технике стрельбы, политучеба, строевая подготовка до отказа заполняли дни. И все-таки не уходили думы о флоте. При каждом удобном случае в беседах с командиром роты, с политработниками он просил посодействовать переводу на флот. Обещали просьбу уважить.