Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

«Совершенно неожиданно, — писал И. Вишняков, — меня тоже вырвали из родного полка — вручили предписание убыть в отдельную эскадрилью ПВО… Ох, как тяжело было расставаться с однополчанами, с которыми вместе начал воевать, облетел десятки фронтовых аэродромов, не раз ходил на боевые задания, радовался победам и горевал над могилами друзей!.. Борис Еремин, Алексей Маресьев (в будущем — Герой Советского Союза, герой известной книги Б. Н. Полевого «Повесть о настоящем человеке» — Б. E.), Николай Демидов, Владимир Балашов, Михаил Седов, Алексей Соломатин и Александр Костыгов снова улетели на фронт с майором Барановым, а я остался…»

А теперь представьте себе состояние бойца, вырванного из боевой семьи ранением… Какие чувства овладевают им по мере того, как он начинает выздоравливать? Одно-единственное: скорее вернуться в свой полк! Где сейчас мой полк? Куда он перебазировался в ходе боев? Где воюют мои однополчане?

Мне казалось, что стоит только узнать местопребывание моего полка, и все вопросы решатся сами собой. Но узнать было не от кого.

Над Ростовом-на-Дону стали появляться немецкие разведчики. Это породило в городе тревогу, уже знакомую по Кировограду, Днепропетровску и другим городам, через которые я проследовал в Ростов. В городе началась подготовка к эвакуации и обороне. Около госпиталей — знакомая картина! — толпились люди. Искали сыновей, мужей, знакомых, родственников, добивались хоть какой-нибудь весточки, терпеливо, часами, смотрели и смотрели в окна.

Я чувствовал, что срок, отпущенный мне на поправку, кончается. Война снова вносила свои коррективы. Вся обстановка [46] говорила о том, что фронт приближается, значит, скоро снова хлынет поток раненых, и Ростов из тылового города превратится в прифронтовой. Но я уже был работоспособен и в ожидании комиссии подолгу ломал голову над проблемой: как мне вернуться в свой полк? Миновать комиссию было невозможно, а попасть на нее — значит, распрощаться с полком…

Когда подошло время выписки, я стал настоятельно просить лечащего врача, чтобы меня направили именно в тот полк, в котором я воевал. Я убеждал его, как мог, что это будет самое разумное и полезное решение со всех точек зрения. Я искренне был уверен в том, что среди своих боевых товарищей гораздо быстрее восстановлю и силы, и боевые навыки, и объяснял врачу, почему в своем родном полку каждый летчик воюет с большей самоотдачей и уверенностью. Он выслушивал меня со вниманием и сочувствием, но отвечал так, как должен отвечать человек, от которого мало что зависит: «Существует общий порядок. После ранения мы всех отправляем только в запасные полки». Все же моя настойчивость произвела впечатление, и врач порекомендовал мне обратиться к комиссару госпиталя, предварительно доложив ему о моей просьбе. Комиссар, желая хоть чем-то мне помочь, согласился выписать меня в распоряжение штаба Северо-Кавказского военного округа. Мобилизационными вопросами в штабе округа занимался в тот период полковник Кульнев. От этого человека теперь и зависела моя дальнейшая военная судьба.

В том, что я добился направления в штаб Северо-Кавказского военного округа, был свой резон. У меня появилась надежда, что через штаб округа я смогу добиться прямого направления на фронт в свою часть. А это в тот момент было для меня самым главным.

18 августа — через месяц с небольшим после ранения — я был выписан из госпиталя. Авиационного обмундирования в интендантском госпитальном хозяйстве для меня не нашлось, и мне выдали общевойсковое, с красной окантовкой. Так что по внешнему виду я теперь был пехотным командиром, и вряд ли с первого раза во мне можно было признать летчика. Распрощался с товарищами по палате, с врачами, медсестрами, собрал нехитрые пожитки, перекинул через плечо вещмешок и отправился в штаб округа — [47] он располагался недалеко, в центре Ростова, и занимал одно из самых крупных зданий. Я не стал разговаривать ни с кем из командиров, занимавшихся личным составом округа, а решил дождаться полковника Кульнева и говорить только с ним. Полковник куда-то уехал по делам, и никто мне не мог сказать с определенностью, когда он вернется. Я, набравшись терпения, ждал.

За те несколько часов, что провел в ожидании в штабе, я со всех сторон обдумал предстоящий разговор, но когда попал к Кульневу в кабинет, то увидел очень усталого человека и как-то сразу оробел. Все же обстоятельно изложил ему свою просьбу.