Артём Драбкин - Разведчики

– Да прямо под ноги.

Пихнул меня ему под ноги, сам сел на крыло. Водила «попёр» к медикам прямо через лесопосадки. В медсанбате, как водится, начали нудить:

– Какого полка твой лейтенант?

– 40-й.

– А у нас 42-й. Ваш санбат не здесь. Езжайте вот ту…

Помкомвзвода снимает автомат с плеча.

– Я вам бл. дь сейчас покажу «не здесь». Причешу вас.

– Ладно, не буянь. Давай его сюда. Этот пацан – лейтенант?

Перевязали, сделали противостолбнячный укол, накачали крови два раза по двести пятьдесят. Помкомвзвода попрощался и ушел назад на батарею.

Мне досталось нижнее место в двуколке под носилками с другими ранеными. Возница, вместо того чтоб ехать в наш тыл, прикатил к немцам. Немного мы не доехали, как стали они по нам лупить. Сначала подстрелили одну из лошадей – та вырвалась из упряжки и убежала. Потом вознице попали пулей в задницу. Смотрю – подпрыгнул и повалился на раненых.

– Ну, все! Теперь точно конец!

Кое-как он выпутался, повернул назад. Еле-еле приковыляли на одной лошади в полевой госпиталь. Спицы у колес в щепу! Сверху на меня кровь уже не каплет, а ручьем течет.

Санитары снимают верхние носилки с ранеными.

– Так. Эти готовы. А вот этот вроде живой еще.

Вытащили меня, этому ездоку зад перевязали. Снова влили крови. Под давлением кровь закачивают в ампулу грушей, а из нее льют в вену. Потом тебя трясет всего.

Очнулся уже в коровнике. Вокруг ногами к центру сарая, как патроны в диске от РПД, лежат раненые. Кто-то лопочет надо мной. Открываю глаза. Смотрю – две рожи знакомые.

– Товарища лейтенант. Товарища лейтенант. Живой, товарища лейтенант, живой.

Вспоминаю, что их зовут Аджиев и Нузуралиев. Да. Их ранило тоже 6-го числа. Причем первого ранило осколком в левую руку, а второго – в правую. Я еще заполнил им карточки и отправил в тыл. Они бродили по этому сараю и наткнулись на меня.

– Я сейчас вернусь, товарища лейтенант. Потерпи.

Через несколько минут ведут врача-хирурга.

– Твой лейтенант?

– Наша.

– Чего у тебя, служивый?

Сил нет никаких. С трудом разлепил губы.

– Осколочное ранение в спину.

– Почему так лежишь?

– Как положили, так и лежу.

– Ладно, потерпи. Сейчас разберемся.

Прикатил санитар с носилками и почему-то один. Тут Аджиев хватается правой рукой, а Нузуралиев левой (смеется). Тащат меня в шоковую (?) палату. Опять кровища фонтаном. Лучше не вспоминать…

В Тулу меня отправили самолетом.

– Каким?

– Для эвакуации раненых на «У-2» под крылья устанавливали пеналы из фанеры. Третьего раненого сажали в кабину. Так летчик и мотался туда-сюда.

В Туле раненых привезли к красному кирпичному зданию – бывшей школе. Занесли в палату, уложили. Идет хирург.

– Ну что, давай подстрижемся?

(А ведь вши. Горстями же. Вот… На спор берешь несколько штук. Советская или немецкая?)

– Давай подстригайся и…

– Нет. Помирать буду с волосами.

– Ну, смотри сам. Тогда никуда не пойдешь. Лежи здесь.

Коротков Борис Павлович. После операции, 1946 год

Утром выносят двоих из палаты. Эти уже всё. «Позвоночники» быстро доходят. Отказывают пищеварительная и мочеиспускательная системы. Человек быстро умирает от отравления.

– Ну, надумал? А то смотри, я тебя к «черепникам» переведу. Они молчат. Тебе там будет хорошо.

– Надумал. Давай стриги.

Парикмахер, удивляясь количеству вшей, подстриг меня. Затем помыли, уложили на носилки и отправили к «черепникам». Врач таки сдержал свое слово. Пролежал я с этими «молчунами» в полной тишине двое суток. Во время утреннего обхода хирург снова подошел ко мне.

– Живой? Поедешь в глубокий тыл.

Посадили в санитарный поезд. Там я уютно устроился на второй полке. Матрас, подушка, простыни! Всё чистое!

Подъезжаем к Москве. В небе салют! По вагону разносится новость – взяли Полтаву!

В Казани сначала положили в коридоре, но когда узнали, что я лейтенант, поместили в палату. Там нас было 12 человек. Каждый месяц кто-то умирал. Некоторые лежали по году. Запомнился мне Гриша Грибчук, который был награжден орденом Александра Невского. Награда по тем временам очень редкая.

Коротков Борис Павлович. Германия, 1946 год

Выздоравливал я тяжело, иногда казалось, что уже всё… 8 октября запомнился мне как день перелома. Врач-хирург Нина Карапетян накормила меня блинами, сказала, что если я съем блин, то пойду на поправку. Помню бесконечные упражнения и массаж. В декабре я первый раз встал с койки. Мой вес был 43 кг. Меня на руках на перевязку носила медсестра! Весь был в пролежнях. Левая нога не подчинялась из-за поражения позвоночника. В апреле 1944 года выписался и уехал в Ярославль инвалидом 2-й группы.