Том Шон - Тарантино [От криминального до омерзительного - все грани режиссера]

До внезапной кончины от теплового удара в 2010 году во время прогулки с собакой в Бронсон Каньон Салли Менке монтировала каждый фильм Таранатино от «Бешеных псов» до «Бесславных ублюдков», она больше любила работать в специально переоборудованном частном доме, чем в студии. К тому моменту, как они сделали «Убить Билла», их общие ритмы стали настолько подсознательными, что они могли не разговаривать до пяти месяцев на съемках, Менке готовила предварительный монтаж, пока Тарантино продолжал съемки.

«Мы что-то вроде киносупругов, – говорила Менке об их сотрудничестве. – Суть Тарантино заключается в комбинировании. Мы учились по другим фильмам и другим сценам, но только для того, чтобы получить настрой, необходимый для нашей сцены – как, например, в фильме «Убить Билла», где Ума встречается с 88 бешеными, мы смотрели некоторые из крупных планов фильмов Серджио Леоне, чтобы понять, как мы хотим порезать эту сцену. Наш стиль заключается в подражании, а не в преклонении, речь идет об изменении контекста киноязыка, мы делаем его свежим внутри нового жанра. Этот язык невероятно детален».

Тарантино – ярый наблюдатель за публикой. Он посмотрел «Джеки Браун» 13 раз после выхода фильма в сети кинотеатров Magic Johnson и съездил в 8 разных кинотеатров в Лос-Анджелесе на своем желто-черном Мустанге, чтобы оценить реакцию аудитории на «Доказательство смерти». Он присутствовал на показе «Омерзительной восьмерки» в 11 часов утра в Рождество в молле Del Amo в Торрансе, там он вырос, и там же была снята большая часть фильма «Джеки Браун».

Взгляды Тарантино на кинематографический опыт парадоксальны. С одной стороны, он видит этот опыт как чрезвычайно субъективную вещь: «Если миллион людей увидят мой фильм, я хочу, чтобы у них в головах получились миллион разных фильмов», – говорил он. Отсюда его нежелание устраивать дискуссии на тему, что значит название «Бешеные псы» или что содержится в чемодане в «Криминальном чтиве». В то же время он добавляет: «Я люблю раздражать ваши эмоции, и мне нравится, когда это делают со мной. Такой уж я. Публика и режиссер – это садомазохизм, и публика – это мазохисты. Это восхитительно! Когда вы потом выходите и идете съесть какой-нибудь пирог, вам есть о чем поговорить. Вы ходили в кино этим вечером!»

Напряжение создается этими двумя отношениями – режиссер как гениальный садист, тянущий аудиторию за цепь; и режиссер как нежный любовник, питающий субъективность публики – это соотношение делает Тарантино тем режиссером, каким он является. Он режиссирует с первых рядов.

«Прежде всего я кинофанатик», – сказал он интервьюерам, когда впервые появился на сцене с «Бешеными псами» в 1992 году. – «И прежде всего я киногик». В то время как большая часть режиссеров произнесла бы это с нотками наивного самоуничижения для своих более юных учеников, Тарантино произнес это с выражением, как будто на его грудь вешали самый почетный знак в мире. В какой-то степени он видит себя как фаната кино раньше, чем режиссера. Это формирует ядро его идентичности.

Работая в видеоархиве на Манхэттен-Бич, Тарантино собирал газетные вырезки о новых фильмах Брайана де Пальмы – например, «Лицо со шрамом» в 1983 году или «Двойник тела» в 1984 году – он упорядочивал эти вырезки в альбомы месяцами, дожидаясь выхода фильма. В день премьеры он шел на первый вечерний показ один. Затем, имея в голове законченный сюжет, он шел на полуночный показ в тот же день уже с другом.

«С 17 до 22 я включал в список каждый фильм, который я смотрел в данный год в кинотеатрах, включая кинотеатры, в которых показывали старые фильмы, – рассказывает Тарантино. – Если это был релиз, я обводил номер. Я выбирал свои любимые фильмы и сам присуждал свои маленькие награды. Их было всегда почти одинаковое число в те времена: 197 или 202. Я разорился, ведь я платил за эти фильмы из своего кармана. Тогда было мое самое ненасытное в отношении просмотра фильмов время, в среднем я смотрел по 200».

Снимая «На последнем дыхании» (1960) облегченными камерами Аррифлекс изнутри продуктовых тележек, Жан-Люк Годар подорвал синтаксис американского гангстерского кино и преобразовал его в свою собственную ни на что непохожую форму кинематографического джаза. И между делом он представил миру шаблон независимого кинематографа. Тарантино сделал нечто подобное в «Бешеных псах» и «Криминальном чтиве» – фильмах, которые смешивают насилие, долгие планы и уморительные и богохульные импровизированные беседы обо всем: от бургеров до Мадонны – между делом он привел независимый кинематограф к его второй фазе, стоящей 100 миллионов долларов. «Miramax – это дом, который построил Квентин, – сказал основатель Miramax Харви Вайнштейн. – Из-за его масштаба у него есть карт-бланш». Тарантино, по выражению писателя Кланси Сигала, стоит «на голливудском перекрестке, где преступный смех и садистическая жестокость сливаются в одно».