Яков Гордин - Моя армия. В поисках утраченной судьбы

Иногда выбор казался на первый взгляд странным. Был у нас парень с Западной Украины по фамилии Шкиндер. Его отличала какая-то разболтанная, вихляющая походка. Над ним подшучивали, говоря, что у него лишний сустав. Но, получив лычки, он преобразился, подтянулся. Рядовой Шкиндер и младший сержант Шкиндер оказались разными персонажами.

Смысл всей этой акции был понятен. В случае с Максимкой начштаба легко подавил попытку самодеятельно установить справедливость. Но могли возникнуть и более сложные положения. Особенно если учесть автономность существования батальона. И тут спаянная и полностью укомплектованная сержантская корпорация должна была сыграть свою роль...

По тону писем читатель, я полагаю, уже понял, какая существенная трансформация — прежде всего психологическая, хотя и физическая тоже — произошла с героем этого мемуара. Я полностью вжился в армейский быт. Этому в значительной степени способствовала алзамайская жизнь. Но и вообще я мало-помалу почувствовал вкус и смысл службы. И оставшиеся полтора года меня уже не смущали. Мне было интересно — как сложится дальше моя армейская судьба. Тем более что я не сомневался — предстоит строевая должность. Хотелось попробовать себя в этом качестве.

Казалось бы, нелепое для интеллигентного юноши честолюбие. Но — Ницше, но — Джек Лондон... Книжный мир и книжная психология никуда не ушли. Изменился жизненный материал, а на этот материал накладывались органичные для нашего персонажа представления. Сюжет выстраивался довольно парадоксальный, но прочный.

В отпуск я уехал в начале апреля и прибыл на Московский вокзал рано утром 1 мая 1956 года. Очень удачный вариант. Мало того что начинался яркий солнечный день, по случаю праздника из всех вокзальных и уличных репродукторов гремела музыка. Ленинград торжественно встречал своего блудного сына...

Разумеется, родители, бабушка, брат были счастливы меня видеть живого, невредимого и, судя по фотографиям, которые сделал в те дни папа, довольно бравого. И я был рад видеть их.

Но я с трудом осознавал себя в этом мире. Просыпаясь утром в своей кровати, я не сразу соображал — где я нахожусь. Я повидался с несколькими своими приятелями. Школьный другу меня был, собственно, один — Боря Иовлев. У него были замечательные родители — Зоя Андреевна и Вениамин Иванович. Я их, конечно же, навестил. Боря учился в медицинском институте. Еще один из нашей троицы предармейского лета — Юра Романов, «Цфасман», угодил-таки в армию, хотя в отличие от меня отнюдь туда не стремился, и служил в железнодорожных войсках.

Мои рассказы, думаю, были внятны одному Вениамину Ивановичу. Он-то знал, что такое армия. Профессиональный шофер, водитель грузовика, он прошел, вернее проехал, всю войну. Через десять лет после демобилизации он все еще носил темно-зеленую диагоналевую гимнастерку. Жили они бедно, но достойно.

За время моего отпуска случилось два эпизода, один из которых мог мне дорого обойтись.

Была у меня пересадка в Свердловске, с перерывом на ночь. Спал я, естественно, на вокзальной скамье. Утром, когда меня разбудили, я увидел над собой сурового, чтобы не сказать злобного, офицера и двух солдат с нарукавными повязками. Патруль... Я вскочил, кое-как застегнулся и предъявил свое отпускное свидетельство. Офицер — не помню звания — проверил и тут же на обороте моего документа написал: «Задержан за неряшливый вид». Какой, спрашивается, мог быть у меня вид после ночи на скамейке? «Задержан» — это была условная формула. Они пошли дальше.

Второй эпизод произошел в день моего торжественного въезда в Ленинград. После радостной встречи со своим семейством я переоделся в гражданское и отправился на Садовую в комендатуру — отметить свое отпускное. В соответствующем окошке сидел аккуратный важный солдатик. Я протянул ему документ. Посмотрел на меня, чуть высунувшись из своего окошка, положил мое отпускное свидетельство на стол и сказал: «Явитесь к дежурному помощнику коменданта».

Никто меня не предупредил, что я и в отпуске должен ходить исключительно в форме! И ни в каком уставе я этого тоже не встречал.

Я помчался домой, переоделся и снова явился в комендатуру. У двери с табличкой «Дежурный помощник коменданта» никого не было. Можно представить себе мою панику — славно будет, если я свой отпуск проведу на гауптвахте!