Александр Яковлев - Воспоминания о людях и событиях

До последних дней Молотов не примирился с арестом жены, не отрекся от нее, несмотря на гнуснейшие провокации по ее адресу со стороны Берия.

Сразу же после смерти Сталина, Берия освободил Жемчужину, вернул в Москву и разыграл комедию избавителя, встретив лично на вокзале с объятиями и поцелуями при возвращении ее из мест не столь отдаленных.

К эпизоду об аресте жены Молотова нелишне добавить следующую характерную подробность, Знакомый мне работник Министерства иностранных дел – В.А. Александров, – арестованный в 1947 году, рассказывал после своего освобождения и реабилитации в 1954 году:

– На первом же допросе Абакумов, бывший тогда министром государственной безопасности, набросился на него с матерной руганью, обращаясь к нему на «ты», и потребовал показаний в отношении П.С. Молотовой в такой грубой и непристойной форме, что ее нельзя даже привести в этих записях. В общем, смысл был такой: «Говори с кем из иностранцев жила молотовская б…?»

Когда удивленный и потрясенный арестант выразил недоумение и незнание таких подробностей интимной жизни жены Молотова, Абакумов вызвал следователя и, указывая на Александрова, приказал:

– Уведите и избейте его, – может быть вспомнит…

– Я уже не говорю о физических страданиях, но невозможно представить мое душевное состояние после этой дикой сцены, – говорил мне Александров.

– Ведь в тот вечер, буквально за час-полтора до этого, мы с Абакумовым виделись на дипломатическом приеме, устроенном Молотовым, в особняке на Спиридоновке, и в условиях блестящего окружения и утонченной любезности вели с ним разговор о последней постановке балета в Большом театре, о мастерстве Улановой, о парижских туалетах посольских дам и пили шампанское «за здоровье и успехи».

По возвращении с приема домой, в 12 часов ночи, я был арестован и доставлен на Лубянку прямо в кабинет Абакумова, и там – площадная брань, побои…

Последний раз виделись мы с Молотовым на даче Хрущева на обеде после Тушинского воздушного парада летом 1961 года.

Столы были накрыты на лужайке перед домом. Когда после многочисленных тостов и возлияний встали из-за стола, – приглашенные небольшими группами прогуливались по саду, обменивались впечатлениями об удачном параде, болтали, балагурили.

Так и мы – Сергей Владимирович Ильюшин, Вячеслав Михайлович Молотов, Архип Михайлович Люлька и я стояли на аллейке и вспоминали прошлое.

Подошел помощник Хрущева:

– Вячеслав Михайлович, подпишите постановление о присуждении летчикам-испытателям звания «Заслуженный летчик», – и протягивает Молотову папку с документом.

– Каким летчикам, за что? – отстранил от себя папку Молотов. – Я так не могу подмахивать, я хочу знать кому и за что. Почему так спешно и на ходу? Потом посмотрю.

Не подписал и продолжал разговор с нами. А Люлька – любитель выпить – был сильно навеселе, все вмешивался в разговор и довольно бестактно приставал к Молотову:

– А все-таки, Вячеслав Михайлович, были у вас грешки? Мы с Ильюшиным, да и сам Вячеслав Михайлович, как будто не замечая его вопросов, продолжаем свой разговор. А Люлька опять:

– Ну признайтесь, Вячеслав Михайлович, были грешки? Наконец Молотов не выдержал и ответил:

– А у кого нет грешков? Грехов нет только у того, кто ничего не делает. И у меня есть грехи и у них есть грехи, – указал он на нас с Ильюшиным, – да их грехи бледнеют перед заслугами.

Я думаю, если покопаться как следует, и у вас грехов найдется немало. – Молотов засмеялся.

– Ну, пожалуй, пора по домам, – сказал он. Попрощался с нами и, не спеша, пошел к выходу.

А Люлька кивнул головой на удаляющегося Молотова:

– Да, голова, ничего не скажешь. После Сталина у нас первый марксист.

Мы тоже прошли к машинам и отправились по домам отдыхать после напряженных переживаний этого ответственного экзамена на Тушинском поле.

Климент Ефремович Ворошилов – подлинный герой Гражданской войны. Старейший революционер-ленинец. Отважный полководец. Из всего сталинского окружения самый милый, человечный, добрый, с мягким характером, полный юмора. Из всех самый русский.

Мне приходилось с ним общаться как с наркомом обороны. Нередко обращался я к Ворошилову и по депутатской линии как Председателю Президиума Верховного Совета по делам своих избирателей. Он всегда был очень внимателен и никогда не отпускал, не решив дела. Всегда оставалось хорошее впечатление от встреч с ним. Тем непонятнее было, – как же в нем уживались эти хорошие черты человеческого характера с беспринципностью и трусостью, проявляемыми им не только перед Сталиным, но и перед Маленковым и Берия.