Она стала сильно плакать и жаловаться - хотя бы перед ребе - но тот её перебил: «Женщина, ты уже не можешь иметь детей, зачем же тебе в этом мешать мужу? Ты что – хочешь, чтобы у твоего мужа не было никакой надежды на возрождение в будущем мире? Он ещё может взять способную рожать. Помни - если послушаешься меня, будешь долго жить, а лет через сто двадцать попадёшь в светлый рай».
Услышав такую речь, Хадас снова упала в обморок. Но разводу обмороками помешать не смогла. Ребе твёрдо стоял на своём. И она против желания взяла приготовленный развод. После этого реб Ехезкель дал ей деньги, и она, убитая, вернулась в Киев.
Позже каждый из этой парочки, которые так друг друга любили, по отдельности сыграл свадьбу.
В Киеве, куда она приехала, ей предложили очень удачную партию с хорошим евреем с деньгами, с положением, и т.п. Справили свадьбу, и в отношении к новому мужу она также была мягкой, верной и преданной. И глядя со стороны, о них говорили, что живут они, как голубки. И конечно, это не было преувеличением.
Реб Ехезкель же взял двадцатидвухлетнюю девушку... И был, таким образом, старше своей невесты на сорок лет.
С новой женой он имел двух девочек. Ребе промахнулся. С заработком были проблемы. Слонимский ребе велел слать ему достаточно на жизнь, и реб Ехезкель отправился в Иерусалим. И странный случай: Хадас со своим мужем тоже уехали в Иерусалим, и там ей пришлось жить на одной улице со своим бывшим мужем. И очень её огорчало, что у него – молодая жена и двое детей. И она даже как-то заболела от горя.
Реб Ехезкель вёл себя, как и дома, очень по-хасидски и приобрёл доброе имя. Иные приходили к нему для благословения, но он выходил из дома с таким «проклятьем»:
«Бог тебя благословит».
Конец реб Ехезкеля был плохой. Однажды в пятницу вечером, когда он стоял у стола и произносил кидуш, обвалился кусок потолка и ударил его по голове. Он был убит на месте.
Узнав, что случилось с её бывшим мужем, Хадас реагировала по-своему: всё время падала в обморок.
Так ребе разлучил двух людей, проживших вместе почти пятьдесят лет. Он имел власть, этот ребе!
С тем же Ехезкелем случались странные вещи. Как уже говорилось, он имел шестерых детей, и все очень молодыми умерли. Осталась у него только одна дочь Двора. Дрожа за её жизнь, её выдали замуж в пятнадцать лет. Свадьба была в Каменце. Помню, что свёкром был очень полный и представительный еврей – что называется «особа», лицо - кровь с молоком, и было ему всего тридцать с чем-то лет. После хупы он сказал, что плохо себя чувствует, что поедет к себе домой полежать.
«Я устал с дороги и ото всей свадебной церемонии», - заявил он.
Свадьба была по большей части в квартире. Играли, танцевали и кутили на чём свет стоит. Весь город пришёл повеселиться вместе с женихом и невестой. У нас была мода ставить хупу вечером, а потом – ужинать. После ужина танцевали часов до семи-восьми утра. Гости сильно увлеклись танцами и забыли, что свёкр отсутствует. Через два часа после хупы о нём вспомнили и к нему пошли. Но как же все были потрясены и напуганы, найдя его мёртвым. Он бездыханный лежал на постели. Поднялся гвалт, сбежались со всего местечка и со свадьбы.
Умер он только что и был ещё тёплый. Собравшиеся стояли растерянные, смешавшись, не зная, что делать: плакать об умершем или радоваться свадьбе. Но раввин объявил, что жених и невеста не должны плакать в день своей свадьбы. Быстро схватили мёртвого свёкра и побежали с ним на кладбище. Быстро приготовили могилу и его похоронили. Десяток евреев занимались этим богоугодным делом, чтобы жениху с невестой не пришлось плакать. Не прошло и двух часов, как его уже похоронили. Только что жил человек – и уже лежит в земле.
Жених с невестой были минуту на кладбище. Сразу же их привезли назад и стали ужинать. Плакать никому было нельзя. Потом танцевали. Головы опущены, вид убитый, в глазах – невыплаканные слёзы, только ноги с шумом подымают: нельзя жениху оплакивать своего отца. Это было что-то ужасное.
Увидев, что ужас и горе из-за только что умершего побеждают искусственное веселье и ноги останавливаются посреди танца, раввин велел танцевать маленьким детям. Положено веселить жениха с невестой. Взяли шести-восьми- летних мальчиков и девочек и велели им плясать.
Клейзмеры играли. Мне тогда было шесть лет, и меня тоже пригласили танцевать, но я не пошёл.
«Глупый, иди танцевать», - уговаривали меня пожилые женщины.
Я не слушался.
Хасидский кутёж не знал ни меры, ни границ. И когда иссякали старые шутки, сочинялись новые. Раз пришёл к нам Йоселе-хасид и позвал отца в штибль. Он был там нужен. Если зовут – надо идти. Как может хасид отказаться?
Читать дальше