Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

Я спросил его, как воевал батальон там. Он ответил уклончиво:

— Что там говорить — дрались и отступали… На одном участке мы крепенько дали им, дивизию задержали… Отличный был у меня боевой сосед — капитан — лейтенант Востриков. Не слыхали?

— Как же! Вострикова знаю по его боевым делам. Говорят, в Приазовье фашисты за его голову большую награду назначали.

— Слыхал и я, — рассмеялся Куников. — Да и сам убедился, что голова его большой цены стоит. У него батальон когда надо — стена, когда надо — таран… Жаль было с ним расставаться. К Новороссийску он отошел.

Рев «юнкерсов» прервал наш разговор. Комбат заспешил в батальон.

Немцы снова и снова бомбили, перепахивая побережье Тамани. То там, то тут гитлеровцы прорывали наш обширный и весьма неплотный оборонительный рубеж. Начинали умолкать орудия, отрезанные от пунктов снабжения.

Батареи береговой обороны, которыми командовал капитан Панасенко, на наших глазах громили рвавшегося в глубь полуострова врага. Артиллеристы били метко, рассеивали и уничтожали роту за ротой, расстреляли десяток автомашин. Наступление целого полка гитлеровцев захлебнулось.

Но настал предел возможностей наших артиллеристов: кончился боезапас. Быстро пополнить его, когда дороги уже перерезаны или простреливаются, невозможно. Экономя последние снаряды, артиллеристы стреляли все реже. Враг приближался к батареям.

Наша штабная рация держала связь с капитаном Панасенко. Слышу встревоженный голос радиста, передающего командиру базы очередное донесение Панасенко: «Немцы ворвались в район позиций. Взрываем орудия. Уходим в морскую пехоту».

До нас донесся гул взрыва. Черный дым потянулся вдоль берега.

Потом мы узнали, как жители хутора Искра, возле которого стояли орудия, со слезами на глазах провожали уходивших моряков. Но уйти удалось не всем. Огневые позиции в районе хутора Искра оказались отрезанными фашистскими автоматчиками. Моряки — артиллеристы, оставшиеся у орудий, продолжали бой во вражеском кольце. Трое суток, окутанный дымом и пламенем, грохотал этот уголок таманской земли. Ночами командир базы дважды направлял за окруженными катера, но они не смогли подойти к берегу.

К исходу третьего дня наш радист получил последнюю весть с хутора Искра: «Прощайте, товарищи, мы умираем за Родину!»

Кончились снаряды на канонерских лодках. Оставался выход: взорвать корабли, не способные больше ни воевать, ни прорваться в море, к своему флоту.

Но база продолжала сражаться. Действовало еще несколько наших батарей. Храбро дралась морская пехота. В штаб и политотдел непрерывно поступали боевые донесения. Впрочем, работники политотдела сами находились в частях и подразделениях.

Услышанный мною разговор заставил и меня поспешить на передний край. В группе штабных командиров, обсуждавших обстановку, кто — то мрачно сказал:

— Опять мы в западне, и теперь уж, пожалуй, не выбраться…

На говорившего все посмотрели осуждающе, но решительных возражений не последовало: командиры трезво оценивали положение и понимали, что в создавшейся ситуации возможен трагический исход. Но каждый хотел еще сделать все возможное для того, чтобы сдержать напор врага. Надо было продолжать драться. Поэтому и не понравилась никому унылая фраза о западне.

«А что, если и в подразделениях пойдут разговоры о западне и распространится настроение обреченности?» — обожгла меня мысль. С командиром базы мы договорились отправить в подразделения всех, без кого можно обойтись на командном пункте.

Кстати нам сбросили с самолета пачку свежих газет. Они были полны сообщений с фронтов. В каждом номере описывались подвиги защитников Родины, совершенные при самых сложных и опасных, иногда почти невероятных обстоятельствах. Передовая «Правды» звала армию и народ усилить сопротивление врагу, остановить его наступление. Номер «Красной звезды» был с передовой статьей «Доблестные моряки Советской страны». В ней говорилось о славных подвигах краснофлотцев в схватках с фашистскими ордами. Газета призывала военных моряков отстоять свой флот и берега родной земли. В нас верили, к нам были обращены любящие взоры и горячие призывы партии и страны.

— Возьмите газеты, товарищи! — предложил я командирам, отправлявшимся в боевые порядки.

В политотделе остались только два человека, которым я поручил следить за своевременной эвакуацией раненых и обобщать информационный материал из частей. Остальные политработники — мой заместитель батальонный комиссар Ф. И. Драбкин, секретарь парткомиссии Горбунов, пропагандист политрук Литвинов — и некоторые штабные командиры отправились в подразделения.