Андрей Савельев - Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

В ту же ночь произошёл первый артобстрел в Донбассе, да и на Украине вообще. Первые мины полетели в роющих окопы Немого, Глаза и других ополченцев. Но укрытия ещё не были готовы, обстрел застал их врасплох. Ребята попрыгали в канаву и там пережидали разрывы. До этого никто из них ещё не попадал под артиллерию, многие находились в шоке.

После обстрела не оказалось ни трёхсотых, ни двухсотых. Контузило только Глаза и Немого. Глаз от взрывной волны отлетел на несколько метров и ударился головой, но строй не покинул, обошлось головокружением и тошнотой. Правда, и после войны он продолжал жаловаться на головные боли и слабость из-за контузии.

С Немым дело обстояло намного хуже. Уже до этого его нервы были на пределе. Он никак не мог привыкнуть к такому «горячему» сценарию военных действий. Ему приходилось часто ездить на боевые задачи с плохо обученными бойцами, и он понимал, что против него воюет украинская армия, деморализованная, тоже плохо обученная, но регулярная. Несколько сцен с гибелью его близких знакомых и непосредственный контакт с многократно превосходящим врагом его сильно угнетали и, наверное, пугали.

Ополченец Немой

Но апогеем стал миномётный обстрел. Он стоял в момент разрыва мины недалеко от Глаза и тоже, видимо, получил контузию. Правда, на него она подействовала пагубнее, чем на Глаза.

После обстрела в Семёновке его привезли в Славянск к Лёле. Она померила давление, посмотрела зрачки и констатировала тяжёлую контузию. Он стал неадекватно выражаться и смеяться по любому поводу. Но и его Лёля вылечила…

Где-то полтора месяца Немой пролежал в реабилитационном центре в Славянске у главного нашего врача. Лёля рассказывала, что он даже уснуть без неё не мог. И только, когда она находилась рядом с ним, он засыпал. А через месяц с лишним он стал приходить в себя и скоро совсем вернулся к прежнему состоянию. После того как из Славянска ополчение вышло, он остался служить в подразделении Моторолы. И до сих пор в батальоне «Спарта» работает военным инструктором.

Через несколько дней после первого обстрела командование решило усилить Семёновский гарнизон. Туда отправили нашу группу в полном составе. Мы расположились в кафе «Золотое Руно», которое находилось по левую сторону от трассы Харьков — Ростов, если ехать на север, а отделение Моторолы в гостиничном комплексе «Метелица» прямо возле перекрёстка.

Второй обстрел мы прочувствовали всем коллективом. Застал он нас врасплох. До этого, днём, гражданские помогали нам рыть окопы, привозили бетонные шлакоблоки для возведения блиндажей и блокпостов. А ночью, когда гражданские уехали, мы остались под открытым небом, возле намеченного места для траншей — совсем не подготовленные и беззащитные.

Первый свист — никто не придал серьёзного значения — разрыв. От первого пристрелочного упали провода, запитывающие троллейбус, который, между прочим, курсировал по маршруту даже тогда, когда в пригородах уже стреляли. Когда засвистела вторая мина, мы быстро кинулись к единственному глубокому котловану без крыши и набились туда битком. Для меня этот артобстрел был первым, и я не мог до конца себе представить, что происходит. Мины ложились одна за другой то вдалеке от нас, то совсем рядом. Весь состав ополчения, прикомандированный в этот момент в Семёновку, сидел в этом котловане, и я с ужасом представлял, что будет, если снаряд прилетит прямо к нам. Но в полной мере опасность артиллерии я себе не мог представить. Ещё никто практически от неё не пострадал, не считая контузий.

Когда стрелять прекратили, мы с ещё большим энтузиазмом принялись рыть окопы и блиндажи. До первых обстрелов никто не воспринимал серьёзно слова Прапора, который нам давал напутствия: «Как только займёте населённый пункт — сразу зарывайтесь. Ройте окопы и блиндажи».

На третий день обороны перекрёстка к нам приехала группа артиллеристов с тремя 82-мм миномётами. Это первые миномёты ополчения. Нашу группу: Крота, Глаза, меня и ещё нескольких бойцов приставили на охрану артрасчёта. Как стреляют миномёты, я увидел тоже впервые.

Стрелять решили с безлюдной территории многочисленных заводов, находившихся в километре от посёлка. Лёжа неподалёку в траве, я наблюдал, как бойцы выставили в ряд небольшого размера трубы и вкопали их в землю. Потом по команде закинули в трубу продолговатые мины, напоминавшие мне почему-то стеклянные бутылки, присели, закрыли уши, открыли рот и после этого раздался выстрел. Звук залпа не сильно отличался от звука, издаваемого пролетевшей рядом мины, — так же бил по ушам.