Андрей Савельев - Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

Ещё находясь в тюрьме, я думал, что Игорь Стрелков — тот самый «зелёный человечек» из России, что Россия вот-вот примет окончательное правильное решение и возьмет Республики под своё крыло. Но, увы, в Славянске я понял, что России нет в этом процессе, а прибывший отряд — это только русские люди, добровольные бойцы Русского мира и выруливать придётся нам самим.

Какие мои впечатления об Игоре Ивановиче Стрелкове? Не буду говорить, что он военный гений, но в Славянске он был на своём месте. Храбрейший и честнейший человек. Патриот-бессребреник. Интроверт, как и я. Говорит весомо, с безукоризненной логикой. Умён и очень начитан. То, что тогда сваливалось на него ежеминутно, не каждый выдержит, поэтому ошибки были неизбежны. Ведь нужно заниматься и снабжением, и кадровыми вопросами, воевать и командовать отрядами, решать бытовые вопросы и бороться с саботажниками, каким-то образом заниматься жизнеобеспечением целого города.

Но Стрелков не сломался, его психика выдержала то, что многих отправило бы на больничную койку.

Игорь Стрелков и Павел Губарев

После гибели Медведя командование нашей группой принял на себя Одесса. Из горисполкома мы переехали в здание бывшего колледжа авиационного университета. Все его знали как вертолётное училище, или САТУ. Условия оказались поскромнее: спали на деревянном полу в спальниках и на карематах. Тогда как в исполкоме у меня вообще отдельный офис был, а ребята спали на мягком и теплом ковролине в просторном помещении. Душа тоже не было, приходилось мыться в умывальнике. Столовая отличалась от горисполкомовской. Не было девочек, которые бы нам куховарили на месте. В вертолётное училище привозили уже готовую еду.

Как раз в это время Моторола формирует своё подразделение, и Боцман с Кирпичом переходят от Одессы к нему. Естественно, по согласию обоих командиров. В новой группе Боцман становится гранатомётчиком, а Кирпичу дают ПК. Потом у Моторолы появляется машина — «Mitsubishi» с 21-летним водителем-лихачом Вохой, которого он увидел на улице и предложил вступить в ополчение.

Бородачи вместе с Вохой вырезали в этой машине часть крыши и сделали люк. Позже Моторолу весь Славянск запомнил именно в таком образе: летящем на бешеной скорости в разукрашенном в цвет хаки внедорожнике с побитыми стёклами, в это время из люка торчит голова Кирпича с пулемётом, иногда моя, из багажника выглядывает автомат Боцмана, а Мотор пускает сигаретный дым с пассажирского места, при этом на километр в окружности горлопанит «Грот», «Любэ» или «Земфира».

В середине мая у многих ополченцев появились подствольники ГП-25 вместе с другим вооружением. Узнав об этом, я прибежал на склад боеприпасов, которым заведовать приставили Прапора:

— Прапор, я к вам за подствольником.

— А зачем он тебе? Ты хоть умеешь из него стрелять?

— Да, ещё раньше научился, на 400 метров он стреляет. Мне очень нужен.

Долго Прапор упирался, но подствольник с 10 ВОГами [104] Выстрел гранатомётный ВОГ-25. всё же дал. Вдобавок я выклянчил у него сигнальную ракету, несколько автоматных магазинов и три пачки трассеров [105] Пуля или снаряд, светящийся в полёте. Предназначенный для корректировки огня и целеуказания. 5,45. Я всё-таки полевой медик, как же мне без подствола и РПГ?

Но когда я вернулся в САТУ, подствольник у меня чуть не отобрали. Глаз, которого назначили нам в непосредственные командиры, положил свой глаз на мой подствольник. Ему тоже стало интересно, зачем он мне, ведь ему — командиру — он всяко нужнее будет. Но я не поддался, хотя приказы командира старался всегда выполнять. Я вежливо сошёл с темы и раз десять проговорил, что «гэпэшку» дал мне Прапор, и даже записал на меня, поэтому все вопросы к нему.

В главе «Бой в Семёновке 5 мая» я писал, что во время передачи трёхсотого Медведя врачам скорой ко мне подходили журналисты российского «Первого канала» с вопросами. В тот момент я как раз помогал грузить раненого на каталку. Не оборачиваясь к объективу, я быстро натянул на лицо висевшую на шее бандану и дал комментарий журналистам.

Потом вышла передача на российском ТВ, и никто никогда в жизни бы меня не узнал, если бы не был знаком лично. Но каким-то чудесным образом, просматривая на работе новости боевых действий, эту передачу про бои в Славянске увидела моя мама, думая до этого, что я продолжаю жить в Крыму. По голосу, глазам, волосам она сразу узнала родного сына. Она не могла не узнать, ведь она же мама! Для неё было большим психологическим ударом увидеть меня в пылающем Славянске.