Андрей Савельев - Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

Вячесдав Рудаков (Медведь)

На отпевании народу собралось у храма просто немеряно. Люди стояли на территории, а кто не вмещался — за калиткой храма. После отпевания у гроба Александра плакали родственники. Он был из местных, поэтому на похоронах присутствовали его жена и родители, по всей видимости. Но плакали не только они. Почти весь женский пол, находившийся у храма, вытирал слёзы. Когда мы понесли гроб, люди стали кричать: «Защитникам слава», «Слава героям Донбасса» [100] Видео 28 — war16.ru/v28. .

Царствие Небесное рабам Божьим Вячеславу и Александру…

Похороны Вячеслава Рудакова (Медведя)

Из тех, кто находился в Славянске, смерть Медведя болезненней всего пережила московская журналистка Инна [101] Имя изменено по желанию девушки. с одного российского телеканала [102] Также не указывается в целях конспирации. . Она приехала в Славянск в качестве военного корреспондента. За несколько дней до гибели наш командир подружился с девушкой и было видно, что он ей нравится.

В тот день, когда он погиб, Инна была ужасно подавлена и испугана. Не знаю почему, но она первым делом пришла ко мне в офис горисполкома излить душу. Мы с ней общались до этого нечасто. Она плакала и рассказывала, как он подвозил её до гостиницы «Украина», в которой располагались большинство военкоров. Расспрашивала меня о подробностях его гибели и о том, как я его эвакуировал. Несколько дней она приходила ко мне, чтобы поговорить о Медведе, а потом мы подружились и встречались часто.

После гибели итальянского фотокорреспондента Андреа Роккелли 24 мая под Славянском от рук нацгадов большинство российских СМИ отозвали своих сотрудников из зоны боевых действий. Но Инна тогда осталась в Славянске, несмотря на запрет редакции, и продолжила освещать события. Девушка была очень смелой и рассудительной. Перед тем как поехать на какой-то блокпост, чтобы сделать репортаж или интервью, она советовалась с нами.

Как-то я её познакомил с Кротом. У нас было несколько свободных часов с ним, и мы пригласили журналистку в пиццерию. В Славянске, кстати, кафе продолжали работать, несмотря на угрозу обстрелов. Мы сидели на улице за столиком, как вдруг метрах в 100 раздался разрыв. Посетители кафе стали спешно покидать заведение, но отходили не очень далеко, как будто дожидаясь, пока утихнет, и они смогут продолжить обедать. Мы же сидели на месте и продолжали есть. Инна спокойно спросила, из какого ствола по нам бьют? Разрывы быстро утихли, и убежавшие посетители возвращались обратно. Но меня поразили хладнокровие и храбрость журналистки.

Тем временем между Кротом и Инной пробежала искра взаимной симпатии. После гибели Медведя прошло несколько недель, жизнь ополчения Славянска и вместе с ними российских журналистов продолжалась. Сомневаюсь, что тонкая душа 25-летней журналистки смогла бы опять пустить какого-нибудь обросшего щетиной «боевика» в свою душу. Но Серёжа всегда отличался сдержанностью, добротой и вежливостью. Он не мог никак ранить или раздразнить сердце Инны, непривычной к смертям, тем более смертям людей, с которыми она была близка.

Уже в июне, когда Крот командовал подразделением на Семёновке, Инна постоянно приезжала к нему. Несмотря на обстрелы, Инна находилась больше времени в блиндажах Семёновки, чем в городской гостинице для журналистов.

Однажды во время сильного обстрела Инна не успела уехать в Славянск. Крот оставил её у себя в блиндаже, одел на неё свой шлем и бронежилет. Я в тот момент бегал в поисках раненых по гарнизону, как вдруг мне по рации Крот передал, что у него лёгкий трёхсотый. Я прибежал к нему и увидел полутораметровую Инну в голиафовских доспехах Крота, рост которого составлял почти два метра. Выглядело очень смешно, но зато наша смелая журналистка была в безопасности. Серёжа её оберегал и всячески помогал. Благодаря ему она узнавала первой о важных событиях в Семёновке. Он ей первой звонил и рассказывал. А так как на семёновском перекрёстке происходили все самые важные и масштабные боевые действия, у Инны всегда был топовый эксклюзив.

Но счастье Серёжи продолжалось недолго. Позже редакция всё равно отозвала своего корреспондента. Инна уехала в спешке, даже не попрощавшись с нами. На звонки Крота отвечала крайне редко, и со временем ему стало понятно, что она дистанцируется от прежних отношений. Видимо, в Москве она вернулась к реальности и стала забывать ту окопную романтику, в какую мы смогли её погрузить.