Андрей Савельев - Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

Прапор ко мне хорошо относился, но очень не хотел, чтобы я ехал — жалел, так как понимал, что нас ждёт. Он даже говорил всей группе, чтобы готовились к самых худшим последствиям:

— В Донбассе будут кровопролитные бои. Только 30 % всего состава группы останется в живых.

Из группы «Крым», действительно, многие погибли, но в живых осталось больше 50 %.

Увидев, что я долго ищу паспорт, а очередь всё продвигается, он стал радоваться и говорить всем, что Вандал не едет. Ромашка был другого мнения и решительно настаивал на том, что я нужен подразделению. Хотел даже как-то договариваться, чтобы меня пропустили без документов. Но к великому моему счастью, паспорт я нашёл, просто в другой машине, где тоже были мои вещи.

Паспортный контроль я прошёл нормально, никого из пограничников не волновало, что я несовершеннолетний. Скорее всего, потому что украинских погранцов не было, а русским всё равно. Но загвоздка произошла у Крота. Оказывается, ему нужно было поменять фото в украинском паспорте после того, как исполнится 25 лет, чего он не сделал. На переправе его допрашивали сначала погранцы, потом ФСБшники и хотели уже отказать во въезде, но тогда Стрелков вмешался, куда-то позвонил, и у Сергея в паспорт сразу сама собой вклеилась новая фотка.

Все были в сборе, кроме командира харьковской группы Балу. То ли он паспорт потерял, то ли ему нельзя въезжать в Россию — он прямо с Керченской переправы сорвался и поехал назад. Уже в Донбассе мы узнали, что он поехал в то же место, что и мы, но через Украину.

Дальше произошло то, что называется чудом.

Группа Стрелкова в Крыму насчитывала около 15–17 бойцов, где только из Киева было пять человек, двое из Одессы, несколько из Крыма и Харькова, и трое или четверо — из России.

Мы с Кротом попали в группу через Кедра, которого знали ещё в Киеве. И в Симферопольском военкомате были единственными казаками из организации «Верное Казачество». Но в крымской самообороне имелись ещё наши казаки, один из них — Фриц (Артём Разуваев), только стоял на севастопольском блокпосту.

Фриц родом из Керчи, но долгое время жил и работал в Киеве сварщиком на танкостроительном заводе.

Пришёл в казачью организацию одним из первых и занимал в ней должность инструктора по огневой подготовке. С ним я познакомился, будучи ещё кадетом. Сергей (Крот) и я быстро с ним сдружились. А в 2012 году он уехал в Ростов-на-Дону и жил там, иногда приезжая в Киев повидать родных и нас.

Но в дни Майдана и переворота общение с Фрицем почти прекратилось. Единственное, что я знал, находясь уже в Симферопольском военкомате, что он тоже состоит в крымском ополчении и охраняет какой-то блокпост.

И вот на пароме мы с Кротом видим какого-то мужика со спины, который стоит у перил и кормит морских чаек. За спиной у него висел камуфляжный продолговатый рюкзак, до боли мне знакомый. Но мало ли таких рюкзаков бывает?! Память не подвела — я вспоминаю этот рюкзак на странице «ВКонтакте» у Фрица, который он выиграл в группе военной экипировки, проводившей конкурс. Но подойти сначала стесняюсь — мало ли — ошибся, обхожу сбоку, чтобы лучше разглядеть лицо и замираю: стоит бородатый Фриц, которого я не видел почти год. Крот также замечает его.

— Артём!

Фриц поворачивается в недоумении: кто мог его на пароме найти?

— Андрюха, Серёга, вот так встреча! — кричит радостный Фриц и тянет руки для объятий.

Позже Артём Разуваев так вспоминает нашу необычную встречу:

«До приезда в Киев я не особо понимал, кто такие украинцы. Я не знал их отличия от русских людей, и только в Киеве я понял, что украинец — это нормальный человек, но есть ещё хохлы и упоротые нацики. За восемнадцать лет жизни в Керчи настоящую украинскую речь, кроме телевизора, вживую слышал только дважды. Первый раз от девочки, которая приезжала с родственниками отдыхать из Львова, а второй раз от женщины, которая отдыхала у моих родственников из Киева. Украинских школ у нас почти не было.

Уже во время Майдана в Киеве я узнал, что у меня погиб друг от выстрела снайпера в голову, он в “Беркуте” работал. Я знал его жену, его сыну было полтора года.

Тогда я жил в Ростове-на-Дону и никак не участвовал в событиях на Украине. А уже после госпереворота мой товарищ, с которым я познакомился на военной реконструкции, предложил поехать на полуостров в ополчение. И я, даже не раздумывая, рванул вместе с ним в Крым. Для меня это стало делом чести.

Выехали мы из Ростова вместе с российскими казаками. В Крыму мы стояли на блокпостах, иногда выезжали и отрабатывали подозрительные адреса, проводили задержания. Боевых действий никаких не началось, и после референдума мы уехали обратно в Ростов.