Ричард Пайпс: Я жил [Мемуары непримкнувшего]

К середине сентября Варшава была окружена, мы были в капкане. Второй раз мы оставили нашу квартиру и переехали к друзьям, которые жили в прочном многоквартирном доме вдали от центра. Родители поселились у них, а мне была предоставлена маленькая комнатка на верхнем этаже, где жил еврейский ученый. У него была внушительная библиотека, и я позаимствовал у него историю Византии, часть многотомной «Мировой истории» Вильгельма Онкена, которую он попросил вернуть ему в том же виде, в каком я ее взял. У меня было также несколько собственных книг. Когда бомбы дождем падали на город, мать снова и снова приходила попросить меня спуститься в подвал, но я отказывался, пока бомбардировки не стали особенно лютыми. После того как Варшава пала, я обнаружил, что огромный артиллерийский снаряд пробил крышу над моей комнатой, прошел через стену в футе над моей кроватью и застрял, не разорвавшись, в лестничной площадке [2] Много лет спустя я узнал, что Плиний — младший в молодости вел себя подобным же образом во время землетрясения, которое уничтожило Помпеи. В письме Тациту он описал, как, находясь в близлежащем Мизенуме, он почувствовал сильные толчки. Его мать советовала ему уйти, но он «или из — за смелости или из — за глупости» попросил, чтобы ему принесли томик Ливия и «продолжал читать, как будто ему нечего было делать». Он ушел только после того, как возникла опасность, что дом рухнет. («Письма Плиния — младшего», изд. Хаммондсворт, 1969, с. 170–171.) .

Начиная с вечера 22 сентября, после эвакуации дипломатического корпуса, Варшаву бомбили круглосуточно. Днем бомбардировщики «Стука» кружили над беззащитным городом, с визжащим звуком пикируя, сбрасывали бомбы на гражданские цели, а ночью начинался артиллерийский обстрел. Бомбардировки были сплошными, за исключением 23 сентября, праздника Иом Кип- пур, когда германские пилоты развлекались, сбрасывая бомбы в основном на еврейский квартал Варшавы.

Среди моих бумаг я нашел дневник, который вел восемь месяцев спустя после этих событий; нет ничего лучше, как процитировать из него.

Приблизительно 23 сентября радиостанция замолчала, уничтоженная бомбами. На следующий день не было воды (газа ne было уже продолжительное время). Мы спали полностью одетыми, со всем необходимым, готовые бежать в любой момент. Я расположился один на шестом этаже, читая «Волю к власти» Ницше и стихи Леопольда Стаффа или делая заметки для эссе о Джотто. Артиллерийский обстрел громыхал в течение всего дня и вечера 24 сентября, а 25‑го утром нас разбудил звук падающих бомб. Не было уже более противовоздушной обороны или (польских) самолетов, раздавалась лишь кое — где пулеметная стрельба. Началась массивная бомбардировка 450 самолетами, продолжавшаяся весь день, непревзойденная в анналах истории. Бомба за бомбой падали как град на беззащитный город. Дома рушились, хороня под обломками тысячи людей, распространяя пожар на всю улицу. Толпы почти отупевших людей с детьми и котомками бежали по улицам, сплошь заваленным обломками. Германские пилоты, самые гнусные стервятники в мире, намеренно летели очень низко, обстреливая улицы из пулеметов продольным огнем. К вечеру Варшава была объята пламенем и напоминала Дантов ад. С одного конца города до другого все, что можно было видеть , — это отблески огня, окрашивающие небо красным заревом. Немецкая артиллерия приступила к работе, покрывая город шквалом снарядов… Наше (временное) жилище чудом уцелело у на нем были следы «всего лишь» от двух артиллерийских снарядов.

Но нам не суждено было отделаться так легко. Около часу ночи нас разбудил громкий взрыв — снаряд попал в квартиру под нами, убив женщину. Мы вскочили и побежали вниз по темной лестнице, заполненной людьми. Крики, призывы о помощи и стоны перемешивались с неприятным эхом разрывающихся снарядов. Наш дом начал гореть. Мы побежали во двор, я с чемоданом самых ценных записей и книгу держа в руках нашу дрожавшую собаку. В тот моменткогда я пересек двор, неподалеку разорвалась шрапнельу не причинив никому вреда. Мы укрылись в подвале, но в пять утра нам пришлось его оставить, так как одна из лестниц горела и оставаться было небезопасно.

Мы побежали в город. На улице Сенкевича мы нашли убежище в огромном, но очень грязном и переполненном подвале. Артобстрел продолжался без перерыва. В семь вечера это здание тоже начало гореть. Мы снова выбежали, на этот раз на улицу Маршалковская, где укрылись на узкой лестнице… Пошла вторая ночь. Артиллерия продолжала стрелять — весь город был объят пламенем. Я никогда не забуду зрелище, которое предстало перед моими глазами на углу улиц Маршалковская и Цельна: лошади, мечущиеся или распластанные на тротуаре, освещенные отблесками горящих как коробки домов, люди, бегущие из дома в дом в поисках безопасного убежища. В течение ночи артиллерийский огонь немного ослаб, и я, положив голову на колени официантки, заснул. Я был голоден, мы едва сумели спасти нашу собаку; дали ей сахара и чудом раздобытой воды.