Владимир Кантор - Посреди времен, или Карта моей памяти

С глубоким уважением,

Елена Костюкович и Андрей Бурцев».

Да, это была очередная порция иллюзий. Ляля делала, что могла, и, кажется, даже сверх того. Она поставила на свой сайт все мои данные, все книги, все упоминания в прессе, посылала книгу в разные места, но – все было впустую. Западного издателя на роман так и не нашлось. Можно продолжать, но последнее время я все думаю, что необходимо издать все же полный вариант.

А пока такова история, но не судьба романа без судьбы. Я поставил подзаголовок: «Нечто почти личное». Почти – поскольку думаю, что не я один переживал подобные надежды и разочарования. Но жить надо без иллюзий. Как закончил Пушкин свой Домик в Коломне: «Больше ничего / Не выжмешь из рассказа моего».

НГ-EXLIBRIS

04.04.2013 00:01:00

Кантор Владимир Карлович (р. 1945) – русский писатель, литературовед, доктор философских наук, ординарный профессор философского факультета Высшей школы экономики в Москве (НИУ-ВШЭ). Родился в Москве. Окончил филфак МГУ имени Ломоносова (1969), аспирантуру Института истории искусств (1973). С 1974 г. работает в журнале «Вопросы философии». С 2003 г. – профессор философского факультета Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ-ВШЭ). Литературная стипендия фонда Генриха Бёлля (1992). Дважды лауреат премии «Золотая Вышка» (2009 и 2013) НИУ-ВШЭ за достижения в науке. Среди монографий – «“…Есть европейская держава”. Россия: трудный путь к цивилизации: Историософские очерки» (1997), «Феномен русского европейца: Культурфилософские очерки» (1999), «Между произволом и свободой. К вопросу о русской ментальности» (2007), «“Судить Божью твар”. Пророческий пафос Достоевского: Очерки» (2010), «Крушение кумиров, или Одоление соблазнов (становление философского пространства в России)» (2011). В числе прозы: «Два дома: Повести» (1985), «Крокодил» (1990), «Два дома и окрестности: Повесть и рассказы» (2000), «Записки из полумертвого дома: Повести, рассказы, радиопьеса» (2003), «Смерть пенсионера: Повесть. Роман. Рассказ» (2010), «Наливное яблоко. Повествования» (2012).

Работы Владимира Кантора не могли быть напечатаны во время советского режима. Не потому что были антисоветскими, а потому что стояли по другую сторону советской реальности. Но был и еще один момент – сам Кантор, осознавая свою «инакость», не стремился к громкой славе. Более важным было внутреннее постижение опытов литературы, науки и философии. В 2005 г. французский журнал «Le Nouvel Observateur» включил Владимира Кантора в список 25 крупнейших мыслителей современности. Об истоках философской прозы и детских сюжетах с Владимиром КАНТОРОМ беседовала Елена ПОГОРЕЛАЯ.

Владимир Карлович, Вы – известный писатель, литературовед, культуролог, философ, преподаватель; более 40 лет Вы пишете прозу и одновременно успеваете публиковать, рецензировать, комментировать философские и публицистические сочинения. Скажите, что для Вас первично и наиболее важно? Художественная (автобиографическая?) или научная проза стала для Вас литературным началом?

«Володя-двудомный». Фото из архива Владимира Кантора

Вопрос очень важный и, несмотря, на кажущееся простодушие, очень сложный. Для меня, по крайней мере. Я начинал с писания рассказов и повестей, в четырнадцать-шестнадцать лет уже было написано с десяток рассказов. Они нравились родителям и друзьям дома (тут я запинаюсь, надо, наверно, объяснить, о ком я говорю). Отец мой Карл Кантор был профессиональный философ, его друзья, о которых я говорю, – это его брат, мой дядя, знаменитый разведчик и писатель Алексей Коробицин, писатель Николай Евдокимов, поэт Наум Коржавин и кинорежиссер Григорий Чухрай. Перечислил и слышу вопрос: так, наверно, проблем не было? Были, поскольку тогда эти люди были почти неизвестны. Коржавин был весь в самиздате, Коробицин сам только начинал писать, лучшие вещи Евдокимова были впереди. Чухрай только снял «Сорок первый», который пустили третьим экраном. Конечно, им было приятно, что сын друга пишет прозу. Но такая была моральная установка, что никому в голову не приходило меня как-то протежировать.

Да и передо мной как-то не стояла задача – непременно напечатать. Скажем, свой любимый рассказ тех лет «Джамбли» я написал в 1963 г., в восемнадцать лет. Опубликован он был почти полвека спустя. Словно сам себе напророчил. Рассказы, написанные в те годы, я позволил себе включить как вставные новеллы в роман «Крепость», который вышел в 2004 г. (а закончен был за четырнадцать лет до публикации). То есть они увидели свет спустя сорок лет после написания. Впрочем, такая же судьба (не столь сокрушительная) была практически у всех моих текстов. Повесть «Два дома», которая потом нравилась многим, написана в 1975 г., десять лет гуляла по журналам, везде отвергалась, хотя были вполне серьезные отзывы, например, Виктора Розова. Но почему-то ее воспринимали как антисоветскую. В одном журнале мне даже пригрозили, что сообщат моему начальству (я уже работал в «Вопросах философии»), что я «пишу прозу», т. е. занимаюсь криминалом. Хотя она не была ни антисоветской, ни советской. Она просто была несоветской, сама по себе. Повесть удалось опубликовать в книге лишь в 1985 г., причем поуродовал ее контрольный редактор изрядно.