Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

Год спустя подруга прислала нам из Москвы вырезку из газеты, в которой было напечатано интервью с Сергеем Михалковым.

«Какая красивая у вас обстановка, – сказал журналист, – сразу видно, что эти книжные шкафы живут в вашей семье не одно поколение».

«Да нет, – ответил честный Михалков, – тут какие-то евреи уезжали в Израиль и продали эти шкафы за бесценок».

Всё чистая правда, но мне почему-то было обидно до слез.

…Когда папу арестовали, в доме, естественно, был обыск. Письма конфисковали, и дальнейшая судьба их была неизвестна. Но в 1990 году, приехав в Москву в качестве американской журналистки, я сделала попытку их найти и отправилась в Музей Ленина. А вдруг они там? Вдруг на стенде под стеклом я увижу стремительным ленинским почерком – «Милейший Филипп Романович!»? А рядом – круглым дедовским – «Милостивый государь Владимир Ильич!»?

Я рыскала от стенда к стенду в поисках семейной переписки, увы, напрасно! Писем я не нашла. Зато близко познакомилась с принадлежащими основоположнику вещами. В частности, с пальто, простреленному Фаней Каплан. Красные вышитые звездочки на плече этого пальто означали ранения, белые – пуля не задела, только пальто порвала. Это черное пальто, заключенное в стеклянный шкаф, являлось предметом изучения октябрят, пионеров, комсомольцев, коммунистов и пенсионеров на протяжении семидесяти или более лет.

Изучила я и картину художника Шматько, где Ленин рассказывает о плане ГОЭЛРО, и «роллс-ройс», который привез вождю из Англии тогдашний нарком внешней торговли Леонид Красин. Машина роскошная, но как-то противоречит коммунистическим принципам. А с другой стороны, что им в нормальной жизни не противоречит?

Музей Ленина растрогал меня тем, что там за услуги не брали денег. Гардеробщица приняла мое пальто и протянула номерок. А я в ответ протянула рубль.

– Ой, что вы! – испуганно вскрикнула она. – У нас всё бесплатно.

Как приятно сознавать, что в этом продажном мире нарождающегося капитализма сохранился островок коммунизма, где каждому – бесплатно, по потребностям.

После того как я изучила множество ленинских бюстов – мраморных, гипсовых, гранитных и бронзовых, полюбовалась Лениным, выполненным из цветного стекла, Лениным, вышитым крестиком на ковре, Лениным, вытканным на чем-то и из чего-то сотканным, нарисованным маслом, карандашом, гуашью и кровью, я подумала, что хотя музейные поиски писем оказались безрезультатными, это время не следует считать потраченным впустую. Короче, я решила продолжить мою «лениниану» и отправилась в Мавзолей. Между прочим, во второй раз.

Впервые я посетила его усыпальницу в двенадцатилетнем возрасте. По случаю дня рождения, совпадающего с Международным днем солидарности трудящихся, папа решил показать мне Москву. Его бывший студент, ставший высоким партийным чином, пригласил нас на первомайский парад. На трибуне Мавзолея стоял лично товарищ Сталин в окружении тогдашних членов Политбюро: Молотова, Берии, Микояна, Жданова и др. В порыве ошеломительного восторга, помутившего мой отроческий разум, я сочинила такие стихи:

…

И отнесла свои шедевры в школу. Учительница литературы, кудахтая от восторга, послала их в газету «Ленинские искры», и их опубликовали. Что-то настороженное появилось на папином лице, когда он, сняв очки и близко поднеся к глазам газету, прочел их вслух за обедом.

– Поздравляю, – сказала мама с непонятной мне грустью. – Мы вырастили Джамбула.

– Кто такой Джамбул?

– Акын, то есть поэт, – сказал папа.

– Как Пушкин?