Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

…Восемь лет спустя мы с Витей снова приехали в Израиль, на этот раз собирать материал для моей статьи в журнал «Traveler». Я должна была написать о жизни поселенцев на территориях, на Западном берегу, и пустыня Негев не входила в наш маршрут. Но мы решили навестить наших старых беэр-шевских знакомых и, сделав крюк по дороге из Иерусалима в Эйлат, заехали в Беэр-Шеву и в бедуинскую деревню Тель-Шеву. В ней ничего не изменилось. Та же пустыня, та же пыль, те же разомлевшие от жары собаки. Казалось, только вчера мы веселились тут на свадьбе Халиля и Фатимы…

Мы застали дома только умм, мать маринованного Кассима, Халиля и Лейлы. Она нянчила трех внучек, дочерей наших новобрачных. Умм заметно постарела. Хотя ей было не больше пятидесяти лет, выглядела она на все шестьдесят. Мне показалось, что в этом повинно не только жаркое солнце. Мы пили обжигающий крепкий чай, и умм рассказывала о счастливых и трагических событиях в ее семье. Халиль и Фатима живут неподалеку, оба работают. «Маринованный» окончил школу и служит в армии. Дочь Лейла, приехавшая на осле приглашать нас на свадьбу брата, тоже вышла замуж и живет в Кирьят-Гате. Ее муж окончил колледж – «первое высшее образование в семье», с гордостью сказала умм.

А средний ее сын, Ахмат, солдат израильской армии, был убит в антитеррористической операции на границе с Ливаном. Умм показала нам посвященные ему статьи из нескольких израильских газет.

Ахмата называли «израильский герой», «героический бедуин», «герой из Негева». Наверно, статьи должны были хоть чуть-чуть облегчить боль ее потери, но, напротив, прибавили горестей. Дело в том, что бедуины – мусульмане, но лояльные граждане Израиля, всегда воевавшие на его стороне. А в сегодняшнем Израиле, в этом бушующем котле противоречий и раздоров, религиозные мусульманские деятели не смеют открыто демонстрировать свои симпатии израильским солдатам мусульманской веры. Посмертная слава Ахмата так напугала имамов, что они отказались служить по Ахмату панихиду…

Мы, не посмев спросить, как его похоронили, уехали из Тель-Шевы с тяжелым чувством…

Политические реалии израильской жизни проникли в самое сердце пустыни к бедуинам, которые, как оказалось, вовсе не живут той романтичной, обособленной жизнью, вечной и неизменной, как 2000 лет назад.

Как я уже рассказывала, по пути в Америку, на наше новое ПМЖ, мы провели четыре «транзитных» месяца в Риме, где нас время от времени навещал Фаусто Мальковати, друг нашей юности, живущий в Милане.

В один из своих визитов он окинул нас оценивающим взглядом и сказал, изображая высший пилотаж русского языка:

– Выглядите как доходяги. Вам необходимо поехать на море, поваляться на пляже, поплавать и отвлечься от ваших проблем.

– Съест-то он съест, да кто ж ему даст! – процитировала я старый анекдот.

– Поезжайте-ка на Искию, – продолжал Фаусто, не зная старого анекдота.

– Иск… что?

– Иския, остров в Неаполитанском заливе. У нас там дача. К сожалению, я не могу поехать с вами в середине семестра, но моя мама о вас позаботится.

Фаусто купил нам билеты до Неаполя, нацарапал свой искийский адрес на клочке бумаги и проводил на поезд. Мы приехали в порт Моло Беверелло и сели на пароход-паром.

Был чудесный теплый день. Над пароходом горланили чайки, море было спокойным и синим, как сапфир, и солнце заливало весь мир, в котором, казалось, нет места несчастьям, предательству и болезням.

Первое впечатление от Искии – словно мы оказались в гриновских городах Зурбаган или Гельгью. Идеально круглая бухта, разноцветные парусные яхты, катамараны, катера, рыбачьи шхуны. Белые дома с плоскими крышами утопают в цветах. Цветут гранатовые, абрикосовые и миндальные деревья, ветви лимонных и апельсиновых склоняются под тяжестью плодов. Узкие извилистые улочки убегают вверх по склонам холмов, сменяясь выше изумрудно-зелеными виноградниками. И над всей этой красотой величествует вулкан Монте Эпомео.

(По-русски существует два правописания этого острова: Иския и Искья. Итальянцы, пишущие по-русски, предпочитают Иския.)

На пристани ряды трехколесных мотороллеров с паланкинами – местные такси. Мы протянули шоферу бумажку с адресом. Его лицо просияло.

– Casa Malcovati! Certamento! Con piacere! («Конечно, с удовольствием!»)

Мы поехали по улице, усаженной разлапистыми соснами. Проехав минут пятнадцать, наше минитакси повернуло налево, юркнуло в щель между домами и понеслось прямо в море. Я закричала, но в двух метрах от крутого обрыва шофер резко повернул вправо и, театрально выбросив вперед руку, объявил: