Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

Я никогда не буду молодой,
И старой тоже скоро я не буду.
Улягусь под гранитною плитой
И жизнь свою я начисто забуду.

Исчезну, уничтожусь навсегда,
О, как несправедливо и обидно,
Ведь если гаснет на небе звезда,
Нам сотни лет ее сиянье видно.

Так как же нам, обыкновенным, жить,
Не гениям, ученым и поэтам,
Чтоб, обрываясь, не погасла нить,
А продолжала тлеть неярким светом.

Какие мысли, подвиги, дела
Должны остаться на родной планете,
Чтобы сказали: «Да, она жила,
Не зря жила на этом трудном свете».

Всё на свете имеет лицо,
Только смерть не имеет лица.
Всё на свете имеет конец.
Лишь конец не имеет конца.

Старые друзья похоронены,
А новые друзья – посторонние.
И некого спросить: «А помнишь ли?»
И некого просить о помощи.

Тина, песок и водоросли,
К берегу не подойти.
Мне бы немного бодрости
В самом конце пути.

Только не оборачивайся,
Только назад не гляди, —
Какое бы ни было качество
Пройденного пути.

Не подругой была, не сверстницей,
Я на сорок лет его старше.
Но, услышав шаги на лестнице,
Бормотанье под дверью нашей,
Я кидалась бегом в переднюю,
Будто к источнику света,
Чтобы в квартиру немедленно
Впустить молодого поэта.
А поэт, побродив по комнатам,
Постояв у книжного шкафа,
Говорил еле слышным шепотом:
«Я пришел почитать стишата».
И от окна до двери,
Шагами комнату меря,
Начинал он спокойно и строго,
Но вскоре, волненьем объятый,
Не замечал он, как строки
Вдруг наливались набатом.
И дрожали тарелки со снедью,
И в стену стучали соседи.

Маяковский о Вас написать не успел,
Потому что картежник он был и горлан.
Шкловский занят был очень и книжку хотел
Написать о Толстом, как толстенный роман.
Бедный Зощенко болен был и уязвлен
Оскорбленьями: рано поник и угас.
Посмотрев на меня, они молвили: он
О Надежде Филипповне скажет за нас.

Девяностопятилетие…
Поразительная дата.
Никого еще на свете я
Не встречал, чья так богата
И светла душа-искусница
Оставалась молодая.
О, не пленница, не узница,
А, как ласточка, летая.
Мне полезно было б, думаю,
Взять у вас два-три урока,
Чтобы эту жизнь угрюмую
Облегчить себе немного.
Вы секрет какой-то знаете,
Что-то в Вашем есть полете.
Впрочем, Вы и не скрываете:
Не томитесь, а живете!