Обозначив круг тем, гости просят нас задавать вопросы. Для затравки я спросил у завотделом ЦК о возрастном цензе участников молодежных фестивалей. Ответ был следующим: на фестиваль посылают до 25 лет, а штатные комсомольские работники ездят в любом возрасте. Сначала беседа пошла о фестивале, потом об олимпиаде, и — никаких проблем. Воронов и Кузовцов успокоились, и вскоре все гости уехали.
В 20 часов началось застолье: наливали водку и «Немеш Кадар», говорили трескучие тосты и быстро напились. Преферансисты затеяли натуральную свару. В столовке организовалась борьба «рука об руку». Колюха срочно захотел постричься, и все по очереди кромсали его волосы, в результате чего, ему пришлось побриться наголо.
Я улёгся в своем вагончике, в углу, и не мог уснуть: картёжники шумели больше обычного, дрыгались, скакали, раскачивая наше жилище на рессорах. Я был в отчаянии, и в голове бродили черные мысли: принести ведро бензина, плескануть на них и поджечь. Я боролся с этой фантазией, но ввалился пьянющий Федя и напал на игроков с матерным ультиматумом. Я его поддержал, они перекочевали в столовую и играли, как выяснилось, до 4 утра. Слава богу, к этому времени я заснул.
«Блицкриг» с похмелья. Ультиматум кранового.
«Ничего не брали». Накрыло «волной». Сидя за экраном.
Вход через окно. Рассказы бывалых.
…Работа идёт вяло, продолжаем ковырять землю на последней ячее. Нет смысла строить опалубку: нет проволоки для электродов. Значит, и бетон завтра делать не будем. Каждый вспоминает о своих достижениях: Ковалёв — о своих пьяных похождениях в Мурманске и о «медео» (медвытрезвитель)…
В 10 часов организовали чаепитие, во время которого разговор пошёл о донорстве, о сопутствующих ему поощрениях и льготах. О своих способах отлынивания от работы рассказал Ковалёв. Его сестра работает в военкомате, выписывая повестки. Когда надо, она вызывает его «для установки замка» в двери, «для переписки документов» — почерк у него хороший — и так далее…
Разжигаем костры на мёрзлых участках в ячее, натаскиваем дрова. В 16 часов Коробов нас отпускает. На Фединой трубе — тоже ничего хорошего не происходит: звеньевого и Огонька с утра тошнило, им было не до работы. Но… В 21 час, когда я читал после ужина в столовке, зашли ребята с «Матильды».
— Блицкриг по-степановски! — провозгласил Огонёк. — Только он может после пьянки заставить всех работать до 20 часов и залить 30 кубометров бетона…
Я ушёл к себе в вагончик, и вскоре туда заявился Огнев. Ухожу в столовую, а здесь не унимается Владимирский: его пошлый и пустой «фонтан» бьёт в уши. Никто его не слушает, но он упивается своим пустословием до бесконечности…
На следующий день за завтраком крановой объявил Степанову:
— Влад, последний раз я дышу дымом! Сегодня в три часа ночи пришёл Владимирский, надымил и весь сон мне поломал. В следующий раз, если повторится такое, утром уйду на попутку…
Поднялся гвалт. Курильщики хором осудили «капризную и своенравную» позицию кранового. Я спросил у Влада, почему он с курением ещё как-то борется, а с картами нет. Хотя и подозревал, что ему так спокойнее, да и предложить ничего взамен он не может.
— Карты продают, по-моему, для того, чтобы в них играли… — ответил бугор.
Я не успел ему возразить, как вклинился Ковалёв:
— А папиросы — для того, чтобы их курили…
При этой реплике Степанов осёкся, и тема закрылась.
В котловане продолжаем долбить землю, натаскиваем ещё дрова и идём пить чай. Коробов направляет меня с Самойловым на ПК-105 за цементом. Выезжаем туда на «Магирусе» только после обеда. Встретили там Влада, и он уехал на попутке искать водовозку.
С помощью Колюхи на «петушке» загружаем рассыпной цемент в ящик, стоящий в кузове, и Самойлов сопровождает его на «Матильду». Я остаюсь ждать возвращения машины и читаю «Последний поклон» Астафьева. Даю почитать и Колюхе, сидящему у костра, а сам сажусь в кабину «петушка» кемарить. В начале 17-го часа «Магирус» вернулся.
В это время повалил снег с ветром, небо заволокло тучами. Загрузив цементом и этот «Магирус», я уезжаю в Ларгу, а Колюха гонит «Беларусь» в лагерь.
В общежитии, не успел я умыться, как приехали ребята из лагеря. Покупаем с Натаном «бормотухи», слушаем Суханова и поём под гитару.
Ложусь спать в 21 час, а в 22 заходит Юра с попутчиком: ни одна попутка в сторону Ломчи их не взяла, и они остаются ночевать у нас. В полночь просыпаюсь от громкой музыки за стеной: Катя со своим другом, перекрикивая музыку, ведут содержательный диалог:
Читать дальше