Алла Демидова - В глубине зеркал

Во всяком случае, надо учитывать эти «знаки», которые нам посылает судьба.

В 1998 году я серьезно заболела. После мне был дан шанс жить дальше, но я поняла тогда, что для меня эта болезнь была предупреждением, чтобы я что-то изменила в своей жизни. Я поехала к знаменитому старцу в Загорск, покаялась ему в своих грехах. И потом постепенно мое мироощущение стало меняться. Я стала принимать в жизни в с е с благодарностью. Даже внешне, как говорят, я изменилась.

— Вы бы сейчас записали в дневнике это свое знаменитое «Какое счастье быть актрисой…»?

— Ну естественно, нет! Это не счастье, а несчастье…

— Как вы считаете, если бы вы начинали сегодня, пробились бы?

— Этого никто не знает! Актерская судьба — из многих составляющих. Тут и случай — случай выпадает практически всем, надо уметь его использовать! А многие начинают раздумывать, выбирать, а поезд уже ушел… Тут стечение обстоятельств и то, что заложено в судьбе. В этом смысле я фаталист. Вот эта тяга — меня как будто кто-то нес. Я ведь человек ленивый, палец о палец не ударю, чтобы что-то сделать. У нас в доме всегда было много режиссеров, сценаристов, но мне даже не приходило в голову, что я могу их о чем-то попросить.

— Все-таки вы снялись в одном фильме по сценарию мужа — в «Повести о неизвестном актере» и по сценарию вашей подруги Натальи Рязанцевой — «Аленький цветочек».

— Случайно. Это Александр Зархи — он мне тогда говорил: «Алла, зачем вы играете роли старше себя? Еще успеете…» А мне было все равно. Ну, например, тогда были фиксированные ставки, и их невозможно было перепрыгнуть, будь ты хоть трижды народный. Поэтому я, когда не хотела сниматься, всегда просила больше, чем нужно. Может, из-за этого кто-то считал меня стяжательницей, на самом же деле — это такая вежливая форма отказа. И вот Зархи пошел на это — мне заплатили столько, сколько я попросила. И мне пришлось сниматься в «Повести о неизвестном актере».

— Но это же хорошая роль?!

— Я не помню. Там Евстигнеев хорош, Стржельчик… Мне вообще всегда везло с партнерами. Со Стржельчиком мы снимались потом в фильме «Время отдыха с субботы до понедельника». Он был совершенно прелестным — он Актер с большой буквы. Он и живет как актер, и разговаривает как актер, и играет как актер… Он и одет как актер. Сейчас этого нет. Так вести себя и одеваться умели только старые мастера — так, что можно в толпе заметить, что это идет актер. Как в свое время в детстве: мы жили на Балчуге, а гулять ходили на Тверскую, и вот, помню, нам навстречу идет Екатерина Васильевна Гельцер в шубе, а на шубе — орден Ленина. Я тогда не знала, кто такая Гельцер, но сразу было видно — шла Актриса. Все эти голливудские меха, шляпы тридцатых-сороковых — это отделение себя от толпы. При советской же власти актер — он как учитель. И зарплата, как у учителя, и такая же однокомнатная квартира, как у учителя. И вообще — чего вы рыпаетесь?! И — снивелировали профессию.

— Сейчас, по-моему, еще хуже. Если ты не звезда, то ты — никто.

— Все вернется на круги своя. Это временно: перевернули банку, и всё. Актер все равно на передовой — между тайной жизнью искусства и публикой. Он — властитель духа. Другое дело, что сейчас духом никто не занимается. Но это все равно вернется. Раньше с любимого актера брали пример, рассказывали друг другу, как он ведет себя, как говорит, передавали друг другу какие-то его словечки… Сейчас у нас немножко западная модель. Во многих странах и театра-то нет как такового, а если есть — то случайные, разовые постановки. А мы, к сожалению, берем от Запада самое плохое. Это мы раньше думали, что западная жизнь — самая лучшая. Это как дети: смотрят за кулисы и думают, что там самое интересное. А за кулисами — совсем не интересно.

— На Западе все более рационально устроено.

— Дело не в рациональности, а в укладе, когда на бытовом уровне определено, что хорошо и что плохо. У нас же в стране — самое большое количество бытовых убийств. Это значит, нет страха перед наказанием, перед законом.

— Что самое главное в жизни?

— Вообще-то жизнь бессмысленна. Но все равно главное — постараться остаться самим собой. Не очень зависеть от чужого мнения. Вообще, учиться жить — долгий процесс. Хорошо бы — одну начерно, а другую — набело. Это природа с нами несправедливо поступила!

— А вы представляете, что было бы, какая горечь и досада, если бы мы в этой следующей жизни проваливались в те же ямы!