Идо Нетаньяху - Последний бой Йони

Бойцы заняли свои места в машинах. Момент посадки приближался, и волнение людей достигло предела. Тут Йони совершил нечто исключительное, из ряда вон выходящее, такого не было раньше ни перед одной операцией. Он прошел вдоль ряда машин, пробираясь по крышам джипов, от солдата к солдату, от офицера к офицеру, и — улыбкой и словом, иной раз пожатием руки — подбодрил каждого из своих людей.

«Был красноватый свет, и мы видели его лицо, — рассказывает Шломо. — Он был без берета, без портупеи и оружия… Он говорил со всеми, улыбался, бросал несколько слов ободрения каждому. Это было, как будто он прощается, как будто знает, что с ним будет. Он не отдавал людям оперативных команд, только хотел вселить в них уверенность. Я помню, что самому молодому в нашем отряде — Пинхасу — он тоже пожал руку… Он вел себя скорее как товарищ… Мне казалось, что он чувствовал: с этого момента события — или, по крайней мере, их большая часть — начинают зависеть от этих людей… Он был, конечно же, самым опытным среди бойцов. И я помню, как он проходил, слегка подшучивая, как будто беседуя и высвобождая людей перед боем».

«Помните, — сказал им Йони, — что мы — лучшие из всех, кто будет там, в Энтеббе. Нам нечего опасаться». Дойдя до Арнона, пожал ему руку и сказал: «Убивай без колебаний этих мерзавцев», имея в виду террористов. И людям своего звена, доктору Давиду и связному Тамиру, пожал Йони руки. «Будет порядок, — сказал он Тамиру. — Сделаем это чисто, не беспокойся». На заднем сиденье своего джипа, слева, сидел Пинхас. «Ты что улыбаешься, Пинхас?» — спросил Йони, дойдя до него, и потрепал рукой черную гриву молодого солдата.

«Это создало ощущение личной связи между ним и нами, бойцами Части, находящимися при исполнении задания, — рассказывает Пинхас. — Не то что командир, раздающий сверху приказы подчиненным, а те, со своей стороны, спускают их дальше, так что тебе, солдату, только и остается, что поглядывать на вершину пирамиды. Йони дал ощущение личной связи между командиром операции и последним из бойцов, которым, в смысле возраста, был я. Этот контакт с ним, перед самой посадкой, вызвал у меня очень-очень хорошее чувство».

Один из офицеров Части подошел в этот момент к Йони и сказал: «Не приближайся слишком близко к атакующей группе. Помни, что ты командир Части, нельзя, чтобы тебя подстрелили». Йони усмехнулся: «Будет порядок». Пожал руку и Муки.

Потом зашел в кабину. Буря была уже позади, небо чистое. Напротив, через переднее стекло, уже можно было видеть огни посадочной полосы Энтеббе. Они горели и были видны всем, в то время как самолет, который летел без огней в ночной темноте, был скрыт от глаз. Увидев горящие огни, все почувствовали облегчение — никто их, как видно, там не ждет. Шани продолжал осторожно снижать самолет. Посадка не должна быть слишком резкой, чтобы из-за большого веса самолета не лопнули колеса. Параллельно посадка проводилась по показаниям радара, так, будто посадочная полоса не освещена, — на случай, если угандийцы почувствуют что-то неладное и в последний момент выключат свет, Шани и тогда сможет попытаться посадить самолет на затемненную полосу.

— Все в порядке? — послышался голос Бени Пеледа со стороны летучего КП.

— Все в порядке, — ответил Шани. Зная, что его слова записываются, он старался, чтобы голос его, несмотря на волнение, звучал совершенно спокойно. — Нет проблем.

Йони из кабины, вместе со стоявшими там же Шомроном и Матаном, смотрел на освещенный аэродром. Справа от полосы — новый, освещенный терминал, а подальше, с восточной стороны и менее заметный глазу, — его цель, старый терминал. И там горел свет. Не задерживаясь в кабине, Йони вернулся к своим бойцам и, надев портупею, сел на переднее сиденье «мерседеса». Против него были сходни самолета. Направо, у окна машины, стоял сейчас Матан, вслед за ним покинувший кабину самолета. Матан расположился у боковой двери, из которой выйдут солдаты из отряда парашютистов, чтобы установить на дорожке альтернативное освещение. Задние сходни стали сейчас, еще до посадки, раскрываться, и Йони увидел напротив черную воду озера Виктория, Он приказал Амицуру завести «мерседес». Стартер, отремонтированный в Части, сработал, и мотор пробудился к жизни. Еще несколько секунд, и вот — тело чувствует толчок самолета, коснувшегося земли, а взгляд охватывает бегущие назад огни посадочной полосы. Пинхас смотрит в этот момент на часы — двадцать три ноль-ноль по израильскому времени; а по угандийскому — полночь, начало 4 июля 1976 года. (Официально записанное время операции было 23:01 по израильскому времени.) Самолет резко снизил скорость; когда достиг середины полосы, из него выпрыгнули один за другим десяток солдат отрада парашютистов, а самолет продолжал двигаться к пункту выгрузки. Одновременно развязали канаты, крепившие машины к его полу.