Константин Симонов - Записки молодого человека

Не забуду этой ночи...

В шесть часов вечepa, когда уже стемнело, а я кончил свои разговоры, нам с Мержановым сказали, что вскоре должен сняться с якоря и уйти в Новороссийск какой-то пароход, уже забыл его название. Мы пошли на пристань. Выгрузивше­еся с какого-то парохода пополнение шло по ули­цам, оглядываясь на хлопающие двери и громыха­ющее от ветра железо.

Мы с Мержановым не дошли до пристани пример­но метров триста, как вдруг впереди грохнуло не­сколько сильных взрывов, поднялся столб пламени, и, когда мы подошли еще ближе, выяснилось, что пароход, на котором мы собирались отплыть, не пойдет. Услышанные нами взрывы были результатом того, что одна из бомб попала ему в корму.

Немного постояв на пристани в малоприятном со­седстве со штабелями выгруженных на нее боепри­пасов, мы вернулись обратно в комендатуру, чтобы узнать там, не пойдет ли сегодня что-нибудь еще.

В комендатуре, глядя на ночь, стало совсем тесно: люди спали вповалку на полу и на диванах. В ожи­дании коменданта я тоже прикорнул, подложив под голову диванный валик, и, как потом оказалось, про­спал целый час. Вернувшись, комендант нацаралал нам на бумажке несколько слов и сказал, что где-то у мола — где точно, он не знал — стоит "морской охотник", который через час или полтора должен сняться и пойти прямым ходом в Новороссийск.

Мы снова двинулись на пристань. Хотя с точки зрения реальной опасности за время войны бывали часы и дни гораздо более страшные, но я, наверно, долго не забуду этой ночи. То ли у меня расходи­лись нервы, то ли я устал после всех поездок по­следнего времени, то ли слишком много думал о том, что женщина, которую я очень хотел увидеть, должна со дня на день оказаться в Москве, и эта ночь, может быть, была последней опасностью, ко­торая отделяла меня от этой встречи, а, в общем, наверное, от всего этого, вместе взятого, я испы­тывал в ту ночь гораздо большую боязнь и даже страх, чем со мной обычно бывало.

Когда мы во второй раз вышли из комендатуры, было совершенно темно, ни зги. Мы дошли до при­станей, недалеко от которых, словно два маяка, продолжали гореть два разбитых бомбами парохода. Правее, на другом конце пристаней, виднелись еще два зарева повыше — это были зажженные бом­бами дома. Феодосийская гавань была как бы в по­лукольце этих маяков, ориентируясь на которые немцы беспрерывно бомбили.

Мы брели вдоль пристаней. Все было загромож­дено обломками, ломаным и рваным железом, мя­тыми, изуродованными нефтяными и бензиновыми баками, сорванными железными крышами пакгаузов. Во тьме мы каждую минуту проваливались в какие-то дыры, наступали на железо, падали. Мы бродили по этой части пристани около часа, так и не обна­ружив тут ничего похожего на "морской охотник".

Наконец, перебравшись на левую сторону гавани, мы пошли вдоль портовой стенки. Вдруг прямо над нами загорелась осветительная ракета. Она горела ослепительным белым светом, и я, догадываясь по опыту, что будет дальше, крикнул Мержанову "Ло­жись!" и сам лег там, где стоял. Слева и справа от меня было что-то вроде укрытия; по обеим сторо­нам высились какие-то ящики. Ракета продолжала светить, но бомбы еще не падали. Я перевернулся лицом вверх. Все вокруг было залито белым светом. Было неестественно светло, как в маленькой комна­те, в которую засунули огромную электрическую лампу. Я оглянулся направо н налево, чтобы разгля­деть, где я лежу.

Сейчас я вспоминаю об этом со смехом, но тогда мне было не до шуток. Я лежал между двумя ак­куратными штабелями ящиков с желтыми полоска­ми и с черными надписями "мины". В соседнем про­ходе между этими же ящиками, в той же позиции, что и я, лежал Мержанов. Едва мы успели удосто­вериться, что лежим между минами, как бахнули подряд три или четыре бомбы. На наше счастье, они упали сравнительно далеко — метрах в трехстах, а может, и дальше. Где-то невдалеке что-то рвануло от детонации, но наши минные ящики остались целы, а заодно с ними и мы.

Ракета погасла. Мы двинулись дальше. Искали катер еще час, но его нигде не было. Тогда, по дет­ским воспоминаниям восстановив мысленно вид Фе­одосийской бухты, я сказал Мержанову, что, должно быть, комендант имел в виду тот мол с маяком, ко­торый выдается далеко в море с правой стороны бухты, и мы ищем "морской охотник" совсем не там, где он должен стоять.