Мик Уолл - Black Sabbath. Добро пожаловать в преисподнюю!

После поминок длинная кавалькада отправилась из Барбэнка в Сан-Бернардино, где тело Рэнди похоронили в мавзолее на кладбище «Маунтин-Вью».

– Красивое место, – говорит Келли, – почти как у леди Ди…

Грег Леон вспоминал, что похороны «были такими грустными. Это не должно происходить ни с кем из нас. Такая смерть Рэнди – это просто ужасно. Люди подходили и пытались брать автографы. На другой стороне улицы стояли зеваки и скандировали «Рэнди! Рэнди!» Такое неуважение. Его же, блин, хоронили!»

Дэйна Страм ехал в том же маленьком белом купе Triumph TR7, в котором два года назад возил Оззи по городу, когда услышал новость по радио. Он был так изумлен, что проехал прямиком на красный свет.

– У меня перехватило дыхание, я просто съехал на обочину и расплакался.

Он говорил, что потом не один год терзался муками совести. «За то, что заставил его пойти, за то, что уговорил…» На этом месте его голос сорвался. Несколько лет спустя, когда его группа Slaughter играла на разогреве у Оззи, он иногда смотрел на Закка Уайлда, одного из наследников Рэнди в группе Оззи, и думал: «Это должен был быть Рэнди».

Хотя, конечно, Рэнди уже к тому времени решил, что не собирается дальше работать с Оззи. Позже Оззи говорил, что с самого момента встречи с Рэнди понял, что «он здесь ненадолго». Что точно такое же чувство у него было, когда он увидел концерт Джими Хендрикса на фестивале в аббатстве Уоберн в 1967 году. Но, несмотря на искреннее горе – «Я думал, что вот и все, это конец», – он вернулся на гастроли всего через две недели в сопровождении бывшего гитариста Gillan Берни Торме. Шэрон об этом позаботилась.

– После смерти Рэнди мое сердце было разбито, я думал, что больше не смогу этим заниматься, – говорил Оззи. – Я сказал Шэрон: «Все кончено, я не могу».

Шэрон, однако, не желала, чтобы даже такая трагедия помешала Оззи сделать звездную сольную карьеру. Она сказала ему: «Никогда больше не говори мне ничего подобного, Джонни Осборн. А теперь марш на сцену и занимайся своей работой!»

К 1981 году, когда мир снова оказался у их ног, у Black Sabbath все должно было быть благополучно. Оззи и Билл ушли, они избавились от двух самых слабых звеньев. Тот состав, конечно, тоже добился многого, но их творческий пик был десять лет назад. Дело было не только в наркотиках – в отсутствии самоконтроля, Тони Айомми принимал больше кокаина, чем когда-либо. Они убивали себя своими же эмоциями, ломали все, к чему прикасались, до тех пор, пока оно не приходило в такое же ужасное состояние, как и они сами. Теперь же они поменяли Оззи и Билла на Ронни и Винни, которые были полной противоположностью первых. Да, они любили курить травку тоннами, но при этом были предельно надежны, всегда вовремя приходили на сцену или в студию, и с ними необязательно было обращаться как с непослушными детьми, которым приходится запрещать бежать под автобус или воровать конфеты из магазина.

Но до начала 1981 года, когда началась работа над вторым альбомом, никто по-настоящему не понимал, насколько же разбалансированной стала экосистема группы. Билл и Оззи были только рады оставить основную часть сочинительской работы Тони и Гизеру и приходили в студию, только когда их позовут. И даже когда творческие силы оставили их на последних ужасных альбомах эпохи Оззи, все, по крайней мере, знали свое место. Сейчас же творческая химия изменилась кардинально.Неважно, что написано на обложке альбома: все знали, что песни с Heaven And Hell написаны Тони и Ронни. Гизер и Билл настолько отдалились от творческого процесса, причем добровольно, что жаловаться им было не с руки. Но раз уж альбом оказался настолько успешен, следующий альбом Sabbath должен был быть написан точно так же – это казалось вполне логичным.

Но не для Гизера, который всячески лоббировал свое возвращение на роль текстовика группы; он шептал на ухо Тони, как только выдавался удачный момент, порицая судьбу-злодейку и напоминая гитаристу, что оставался всегда верен ему, несмотря на любые кризисы. Тони ненавидел конфронтации, так что просто кивнул и оставил Гизера самого разбираться с Ронни. Ронни, однако, был в этом вопросе непоколебим. По крайней мере, поначалу. Он работал так: группа джемовала до тех пор, пока он не слышал какой-нибудь рифф или проход, который ему нравился, и после этого практически мгновенно придумывал вокальную мелодию и текст. Зачем ему соавтор? А вот стиль Гизера был совсем другим: он предпочитал в одиночестве сочинять свои вирши, с пивом и косяком. В итоге им удалось добиться компромисса: Ронни будет обозначен единоличным автором текстов, а Гизер – соавтором всей музыки. Тогда же, работая над новым материалом в Лос-Анджелесе, они притворялись, что пытаются работать вместе, обсуждая друг с другом мысли и идеи. Но это продлилось недолго, и их отношения вскоре пропитались обидой, словно бинты кровью.