Светлана Замлелова - Эдуард Стрельцов. Воля к жизни [litres]

Чемпионы мира, немцы в те годы получали множество предложений. Всем хотелось сыграть с лучшей командой планеты. Однако график у немецких футболистов был настолько плотным, что из штаб-квартиры Немецкого футбольного союза (ДФБ) во Франкфурте то и дело отвечали: «Сожалеем, но в течение ближайшего года у сборной нет свободных дней». После приглашения из Москвы, полученного в июне 1955 г., через двое суток было собрано заседание совета ДФБ. У немцев были свои соображения. Во-первых, июль для немецких футболистов – время каникул, а в Москву звали приехать именно в июле. Во-вторых, в СССР все еще оставалось немало немецких военнопленных, а вот дипломатические отношения напрочь отсутствовали.

Но в Бонне решили, что приглашение необходимо принять, и руководству СССР сообщили о согласии провести игру в середине августа. Немцы немедленно стали готовиться к предстоящему поединку. Начало сезона в оберлигах перенесли, с игроками, находившимися в отпусках, связались и объяснили необходимость начать тренировки. Долго не могли найти объяснения поразившей большинство немецкой команды эпидемии гепатита. Наконец выяснилось, что на прошлогоднем чемпионате врач, делавший игрокам уколы, использовал один и тот же шприц, в результате чего один болевший в то время игрок заразил невольно всю команду.

Когда речь зашла об отъезде, выяснилось, что в Москву собрались не только футболисты, но и отряд журналистов и, главное, толпа болельщиков. Однако Советский Союз не рассчитывал на такое количество гостей, и болельщикам было отказано в гостеприимстве. Тогда желающим смотреть предстоящий матч пришлось оформлять туристические поездки. Отправиться в СССР хотели не только западные, но и восточные немцы, почему это турне и назвали тогда «общенемецким».

Капитан сборной ФРГ Фриц Вальтер вспоминал впоследствии: «Мы были очень горды тем, что нам довелось участвовать в подобном событии. Прежде всего игра имела для нас чисто спортивный интерес, поскольку никто из нас не имел ни малейшего представления о советском футболе. Но и сама по себе поездка была довольно ответственной. Не то чтобы мы боялись: ведь после окончания войны прошло уже десять лет. Но такого дружеского приема, честно сказать, не ожидали. Атмосфера на стадионе «Динамо» была просто потрясающей! Было и много другого, о чем приятно вспоминать. Каждый из нас, выйдя на поле, получил по огромному букету цветов, чем мы, естественно, были очень тронуты. Никогда не забыть мне и встречи с Игорем Нетто. Мы были капитанами команд, а в игре действовали как раз друг против друга. С того дня я стал глубоко уважать Игоря и как футболиста, и как человека. Впоследствии мы встречались еще неоднократно.

Играли мы в общем-то неплохо. Я сделал счет 1:1 – Огоньков потерял мяч, и Лев Яшин не смог его ошибку исправить. В другом эпизоде мне удалось сделать острый пас Хельмуту Рану, который забил еще один гол, но арбитр Линг не засчитал его, поскольку на противоположном фланге один из наших игроков находился в офсайде. Полагаю, игра доставила много удовольствия зрителям, и не думаю, что поражение покрыло нас позором.

На следующий после игры день мы посмотрели Москву, зашли в ГУМ. Впервые в жизни я купил икру. Когда мы уже вернулись домой, мне как-то позвонил мой партнер Хорст Эккель и сказал, что икра ему не пришлась по вкусу. Тогда я попросил его принести оставшуюся часть продукта на ближайшую тренировку, потому что со дня матча в Москве икра стала одним из моих самых любимых блюд…»

В книге «Это футбол» (1974) Игорь Нетто написал о том матче: «Может быть, он и не имел такого уж большого спортивного значения, так как не шел в зачет крупных, официальных соревнований. Но в историю международного футбола он вошел. И в мою личную биографию футболиста тоже.

Вероятно, наши команды были равны по классу. Мы ни в чем не уступали чемпионам мира в этом матче. Наоборот, превзошли их в физической подготовке и оказались более волевыми…»

Эдуард Стрельцов тоже наблюдал за игрой, но только… со скамейки запасных. Он писал, что приболел тогда, и тренеры не выпустили его на поле. Спустя годы А.П. Нилин уточнит, что же в действительности смутило тренеров – болезнь Стрельцова была довольно пикантного характера. Конечно, об этом можно было бы и вовсе не упоминать. Но в контексте нашего повествования это обстоятельство имеет значение и несколько колеблет образ Эдика Стрельцова как застенчивого и скромного юноши.

Врач команды «Торпедо» С.Ф. Егоров в 1958 г. расскажет, что после того как Стрельцова взяли в сборную, после того как он побывал за границей, центрфорвард очень переменился. Он действительно продемонстрировал прекрасные способности, вкусил славы и… – опять это слово! – зазнался. Егоров считал, что Стрельцов уже тогда становился высокомерен, хотя бы потому, что отовсюду восемнадцатилетнему парню внушали, какой он незаменимый игрок. Об этом писали газеты, говорили тренеры, кричали болельщики. Тренер сборной СССР Г.Д. Качалин, бывавший у Стрельцова дома, убеждал Софью Фроловну, что «Эдика надо беречь, создавать ему необходимые условия, так как он незаменимый игрок для Советского Союза». А Софья Фроловна, в свою очередь, заявила Егорову, что без Эдика «Торпедо» все равно не обойдется, так что следует ему поклониться.