Лоуренс Сутин - Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения

[…] Я не думаю, что мы когда-нибудь узнаем, что случилось с ней в физиологическом смысле, но мы знаем, что случилось с ней в психологическом смысле: она решила больше не жить. […] Ее влечение к собственному иному миру, который все мы считали придуманным ею, было чрезвычайно сильным; […] она хотела сохранить его любой ценой, но она думала, что может это сделать, сохранив и реальный, физический мир вокруг нее. […] Но чем больше я узнаю о мыслях других людей, тем большей истиной представляется мне, что у каждого человека есть другой мир внутри и что никто, на самом деле, целиком не принадлежит вот этому миру. В других мирах все мы чужаки. […] Никто из нас целиком не принадлежит этому миру; […] он не принадлежит нам. Ответ заключается в том, чтобы реализовать чей-то иной мир посредством этого. […]

Вскоре Дороти получила уникальную возможность достичь подобного осуществления. До смерти Мэрион отношения Дороти с Джозефом Хаднером были весьма прохладными. Но Хаднер, который был уверен, что обладает особыми психологическими способностями, получил послание от Мэрион после ее смерти, в котором она убеждала его, на удивление, взять в жены Дороти. Она отказывала ему безоговорочно несколько раз, но как-то внезапно, ей самой на удивление, все ее возражения исчезли. Они поженились апреле 1953 года и жили счастливо восемнадцать лет. И Дороти, наконец, стала матерью близнецов, посвятив себя Нилу и Линн, которых без родной матери некому было воспитывать.

Снова реакция Фила была болезненной и гневной. Фил считал Хаднера незваным гостем, который вторгся в их семью и оттеснил не только Эдгара, но и (благодаря близнецам) его самого. Согласно другу Фила, Искандеру Гаю, темнокожему писателю и художнику, который со своей женой арендовал маленький коттедж позади дома, где жили Джо и Дороти в Беркли, «Джо пытался найти повод, чтобы Фил согласился общаться с ним. Фил отказывался от этого напрочь». Фил иногда заходил к Дороти (не уделяя никакого внимания Хаднеру, если он был дома), и это представляло трудность как для матери, так и для сына: Фил уходил ворча, а Дороти часами оставалась бледной и изнуренной.

В отношениях Фила с отцом не было никакого утешения. Эдгар перебрался в Пало-Альто, куда приехали Фил и Клео, чтобы его навестить. Помимо ожесточенных споров – Эдгар был упрямым консерватором, а Фил и Клео, будучи из Беркли, либералами, – их разговор был скучен. Клео вспоминает: «Общаясь с Эдгаром, удивляешься, существовали ли у него какие-то эмоции. Общаясь с Дороти, понимаешь, что они у нее были, но оказались подавленными». По мере того как длился этот визит, «становилось ясно, что никаких точек соприкосновения не было». Эдгар больше никогда не приглашал их в гости.

Но Филу удавалось, вместе с Клео, создавать свой собственный мир. Они прогуливались по Сан-Пабло-авеню, заглядывали в кафе и магазины и пинали ногами шины подержанных автомобилей. Эти недолгие прогулки (он заходил также на Шаттак-авеню неподалеку от University Radio Холлиса) стали изобразительным фоном для ряда реалистических романов пятидесятых годов. Филу также нравилось сидеть там на ступеньках и наблюдать за тем, как играют дети на другой стороне улицы, до тех пор, пока он не стал опасаться, что об этом могут подумать соседи (такие же опасения возникли у Фила в начале семидесятых годов, когда он помогал соседской девочке разносить газеты; независимо от того, был ли он жертвой домогательств в юности или нет, это вызывало у него весьма значительное беспокойство и чувство вины).

Будучи публикующимся писателем-фантастом, Фил, конечно, стал знаменит. В 1953 году он язвительно заметил: «Наконец-то стал писателем. Ватаги маленьких мальчиков, поклонников научной фантастики, приветствуют меня на улицах. О, слава!». The Elves, Gnomes, Little Men's Science Fiction, Chowder and Marching Society – так называлась самая активная группа фэнов научной фантастики в Беркли. Фил не относился к их числу. Ему не хотелось быть обитателем жанрового гетто, хотя он писал продаваемые жанровые произведения. «Мои ранние поклонники были троллями и придурками. Они были ужасно невежественными и странными людьми». Но Фил время от времени писал и для их любительской прессы – фэнзинов. Его очерк Pessimism in Science Fiction появился в 1955 году в журнале Oblique ; там Фил заявил со всем уважением к «мрачному настроению» фантастики, посвященной последствиям постъядерного холокоста: «В научной фантастике писатель ничуть не склонен к тому, чтобы играть роль Кассандры, – он чувствует свою полную ответственность за то, что, независимо от пригрезившихся ему сновидений, марсиане обязательно явятся и уничтожат все наши запасы оружия для нашего же всеобщего блага».