Фил знал о побочных эффектах «спидов». В дневниковых заметках того времени Фил постоянно размышлял о том, является ли страх результатом действия таблеток. Однажды, поздней ночью, он задокументировал борьбу: «12:30. Я иду спать. Я ненавижу спальню – пустую кровать, – но ненавижу еще больше сидеть здесь в холодной гостиной ночью с выключенной музыкой. […] Таблетки счастья оборачиваются таблетками кошмара». Несколькими параграфами ниже – счастливое улучшение: «Таблетки счастья помогают мне: я чувствую благодатный теплый свет в своем животе».
«Спиды» дают время – хорошее, славное, ревущее время, – но они могут и отнять его навсегда. Фил понимал эту диалектику, но ему на нее было наплевать. Он играл – кузнечик, издевающийся над муравьями «реального» мира, – и уже представлял себе свой шедевр, «Помутнение», еще не зная об этом. В письме за ноябрь 1970 года он обрисовал образ жизни в том месте, что стало называться «Домом отшельника»:
Мы все принимаем «спиды» и все умрем, но у нас будет еще несколько лет, и мы будем счастливы. Мы не хотим жить дольше, чем несколько лет, и, пока мы живем, мы будем жить такими, какие мы есть: глупые, слепые, любящие, беседующие, сплоченные, шутливые, поддерживающие друг друга и подтверждающие все хорошее друг в друге. […]
[…] Ни одна группа людей не может быть такой счастливой. Мы знали, что игнорируем некоторые фундаментальные аспекты реальности, такие как, например, деньги, или, в моем случае, – сон. Скоро это нас настигнет. […] Это все, на что кто-то может действительно надеяться; я думаю, что пока мне хорошо, а потом я буду вспоминать об этом.
Отстранение Фила от экономического давления было нелегкой задачей. С мая у него были проблемы с оплатой дома. Он был по уши в долгах перед кредитной компанией и часто занимал деньги у Хаднеров. Но та пустота, что оставалась после ухода Нэнси, не давала ему скрыться в одиночестве, необходимом для написания романа. И поэтому он направил весь активный спектр эмоций на своих соседей по дому. Том Шмидт вспоминает, что переезд к Филу был похож на перемену миров:
В нем было что-то, что влекло вас к нему. Фил обладал этой мягкостью. Но не только – еще и глубиной. Он был как режиссер. Как будто он приводил людей, чтобы увидеть, как они будут реагировать. А мог он сидеть сложа руки, и наблюдать, и творить научную фантастику.
Я думаю, что он жил целиком в фантазии. Он редко выходил из дома. Его существование говорило, что в нем он может создавать абсолютно все. […]
Фил говорил мне, что он мыслит по пунктам. Когда он собирался вести разговор, все это уже было там. Он мог говорить о чем угодно. Иной раз туда приходили разнообразные люди, тупые люди. Я не говорю, что он опускался до их уровня, но он мог иметь дело с ними, как и с людьми любого уровня.
Если бы мне пришлось провести вечность только с одним человеком из всех, кого я знаю, – это был бы Фил.
Том, который воздерживался от наркотиков, не мог провести вечность в «Доме отшельника» и съехал оттуда через несколько месяцев. Политику открытых дверей было слишком трудно выносить. Молва превратила дом Фила в безопасное место для продажи или получения наркотиков. К весне 1971 года Майк также решил переехать: «Что делало Фила забавным с одной стороны и трудным с другой, так это то, что он создавал свою собственную реальность. Понадобилась большая массовка, чтобы приспособиться к фобиям. Но он мог и многое предложить сам, так что это было не паразитирование».
Даже живя с Майком и Томом, Фил тщательно искал женщину для замены Нэнси. Как и в 1964 году, между Энн и Нэнси, Фил влюблялся снова и снова, и каждый раз абсолютно искренне. Только в этот раз были явные отличия. Филу уже немного за сорок. Бледные от ночной жизни в помещении, черты его лица менялись от юношеской невинности во время возбуждения до глубокой усталости, когда он чувствовал себя разбитым. Он сутулился, а животик показывал, как много он ест замороженных пирогов с курятиной и шоколадного печенья (Фил, несмотря на постоянное употребление «спидов», никогда не походил на изможденного архетипичного амфетаминщика). И он одевался плохо, даже по оборванным меркам шестидесятых – непродуманный стиль, дополненный ни разу не глаженным пиджаком в стиле Неру [179] Джавахарлал Неру (1889–1964) – видный индийский политический деятель. Пиджак, носящий его имя, – это, по существу, упрощенная модель традиционного индийского аристократического полупальто шервани.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу