Рональд Рейган - Жизнь по-американски

После этого вступления мы с Горбачевым на протяжении полутора дней все же добились прогресса в области сокращения вооружений, прогресса, который даже сейчас выглядит довольно впечатляющим.

В первый день работы Горбачев в принципе согласился с нашим нулевым вариантом ликвидации ядерных ракет в Европе и с моим предложением, сделанным в июле того же года относительно ликвидации всех баллистических ракет в течение десяти лет.

День тянулся медленно, мне было интересно узнать, не объясняют ли чернобыльская авария и пожар, случившийся на борту советской ядерной подводной лодки за несколько дней до нашей встречи, почему Горбачев с такой готовностью снова стал обсуждать проблему полной ликвидации ядерного оружия. Излучаемая в Чернобыле радиация сделала невозможным проживание тысяч и тысяч людей в родных местах, а ведь эта радиация была гораздо слабее радиации, излучаемой в результате взрыва лишь одной ядерной боеголовки. Во время беседы мне пришла мысль, а не заставил ли Чернобыль Горбачева подумать об эффекте ракеты с десятью ядерными боеголовками?

Мы вели переговоры всю вторую половину дня. Я внес предложение: на первой фазе плана ликвидации ядерных вооружений отдать на слом половину наших ракет и в то же время продолжать исследовательские работы систем ПРО. Когда настанет время проводить испытания СОИ, Соединенные Штаты разрешат советским наблюдателям присутствовать на этих испытаниях и, если испытания продемонстрируют эффективность системы (и поскольку мы сократим наполовину свой ракетный арсенал к тому сроку), каждая из наших сторон уничтожит оставшуюся половину своих ракет и обе будут пользоваться всей технологией СОИ. Через десять лет, когда все баллистические ракеты будут ликвидированы, каждая из сторон одновременно развернет свою систему СОИ.

Когда Горбачев стал возражать против СОИ, я сказал, что мы будем твердо придерживаться положений Договора по ПРО и согласны не размещать систему в одностороннем порядке в течение десяти лет.

В конце того тягучего дня Джордж Шульц внес предложение, чтобы мы кратко проинформировали бы свои делегации о ходе переговоров, а те изложили бы в письменной форме, по каким вопросам достигнуто согласие и какие острые проблемы остались нерешенными. Члены делегаций ушли работать и сидели над документами до полседьмого утра. Джордж и я были этим очень тронуты.

Следующим днем было воскресенье. Мы прозаседали полдня, до обеда. Мы рассмотрели и единогласно одобрили отчет, составленный членами наших делегаций по итогам предыдущего дня, а затем приступили ко второму раунду переговоров.

Помимо проблемы ядерных баллистических ракет мы согласились обсудить также вопросы сокращения и полной ликвидации других видов ядерного оружия, в том числе тяжелых бомбардировщиков, а Горбачев согласился с необходимостью принять строгую и взаимоприемлемую процедуру контроля и проверки.

Когда я заявил, что мы не можем ликвидировать тактическое ядерное оружие в Европе, так как это основное сдерживающее боевое средство против возможного вторжения гораздо больших обычных вооруженных сил стран Варшавского Договора, Горбачев пошел на резкое сокращение своих обычных вооруженных сил. Такое сокращение мы всегда рассматривали как необходимую предпосылку для заключения соглашения о сокращении ядерного оружия, но никак не предполагали, что сможем прийти к нему уже в Исландии.

Я и Джордж не верили своим ушам и с изумлением выслушивали согласие на договоренность. Между тем рабочий день еще не закончился, а уже чувствовалось, что произошло нечто чрезвычайно важное.

Наступил и прошел полдень, а мы не смотрели на часы и продолжали работать — наша четверка и переводчики — в той же комнате с видом на океан. Приближался вечер. Я подумал про себя: а чего же мы добились? Договорились о самом крупном сокращении вооружений в истории. Я считал, что мы на пути к подписанию, соглашения и вот-вот достигнем чего-то выдающегося.

Уже после того, как все или почти все, как мне казалось, было решено, Горбачев выкинул финт. С улыбкой на лице он произнес: "Но все это, конечно же, зависит от того, откажетесь ли вы от СОИ".

Я оторопел и просто закипел от возмущения: "Я же говорил, и говорил уже тысячу раз, что СОИ — это не предмет для торга. Я объяснял вам, что если выяснится, что СОИ можно применить на практике, то доведем информацию до вашего сведения и до сведения других, что ядерное оружие изжило себя. Теперь же, когда мы здесь обо всем договорились, вы это заявляете, возводите баррикаду на пути, и все летит к черту".