Рональд Рейган - Жизнь по-американски

До прихода Фрейзера наши учителя оценивали школьные сочинения исключительно в зависимости от правописания и пунктуации, на содержание внимания не обращали. Новый же учитель объявил, что основным критерием оценки считает индивидуальность, оригинальное содержание работы. Лично меня такой подход заставил проявить изобретательность и воображение. Как-то учитель попросил меня прочитать сочинение перед классом. Я прочитал, вызывая веселый смех у одноклассников над отдельными местами. Следующие свои труды я писал уже с сознательным намерением повеселить класс. В очередной раз заслужив одобрение друзей, я испытал почти такое же наслаждение, как при первых аплодисментах, которые услышал, впервые выйдя с мамой на сцену. Для подростка, не полностью еще освободившегося от комплекса неполноценности, одобрительный смех одноклассников значил бесконечно много.

Возможно, именно это чувство, а также приятные воспоминания о первом сценическом опыте побудили меня попробовать свои силы в школьном театре, которым руководил Фрейзер. В старших классах я настолько увлекся нашими школьными постановками, что не променял бы их ни на какие блага.

До Фрейзера деятельность нашего школьного театра в чем-то напоминала сценические опыты той труппы, куда входила моя мать: ученики разыгрывали отрывки из классических пьес или устаревших мелодрам. Фрейзер же ставил спектакли уже целиком, используя сценарии нашумевших бродвейских постановок, и подходил к делу очень серьезно. И действительно, для рядового учителя английского в провинциальном сельском Иллинойсе он оказался на редкость проницательным постановщиком, изобретательным и думающим. Свою задачу он видел не в том, чтобы заставить актеров выучить текст или высокомерно оборвать их: «Нет, это нужно читать по-другому!» Напротив, он учил нас вживаться в образ, понимать его, учиться думать так, как думает герой пьесы. То есть умению перевоплощаться в своих героев.

Бывало, во время репетиций он мягко останавливал нас вопросом: «Как ты думаешь, что скрывается под этой фразой героя? Почему он говорит именно это?» И мы вдруг понимали, что совершенно не знаем своего героя, не поняли его характер, побуждения, которыми он руководствуется. Вскоре принимаясь за новую пьесу, я почти автоматически старался прежде всего уяснить, чем живут ее герои, поставить себя на их место. Этот прием — он называется сопереживанием — не мешало бы освоить и будущим политикам, да и не только политикам. Подобное умение ставить себя на место другого наделяет человека неоценимыми качествами: способностью легче ладить с другими людьми, понять мотивы их поведения, даже если эти люди решительно во всем противоположны ему.

Даже становясь взрослым, я все еще в какой-то степени оставался тем мальчишкой, который начал обретать веру в себя лишь в 9—10 лет, впервые услышав аплодисменты и вкусив признание других. Лишь в старших классах я стал понемногу избавляться от комплекса неполноценности. Этому способствовало множество факторов: успехи в футболе и плавании, майка с надписью «Спасатель» (у других такой не было!), семьдесят семь человек, которых я спас, избрание меня президентом школьного совета — да просто то, что я наконец-то стал видеть. Не менее, как мне представлялось, способствовали тому и мои сценические опыты.

Есть все же в мире развлечений нечто притягивающее к нему людей, в детстве, как правило, излишне робких и неуверенных в себе. Позднее, когда я жил в Голливуде, я нередко становился очевидцем явления, на первый взгляд необъяснимого. Известные драматические или комедийные актеры, как, например, Джек Бенни, — люди, пользующиеся огромным успехом у публики, — на вечеринках тихо, даже застенчиво отсиживались где-то в углу, а центром всеобщего внимания внезапно становился какой-нибудь писатель. В такие моменты я невольно задумывался: а может, потому эти люди и выбрали профессию актера, что им не хватало самоуверенности и эта профессия предоставила им такую возможность — перевоплотиться, стать другим хотя бы на время.

В 20-е годы в Америке лишь двадцать процентов выпускников школ решали продолжать образование и шли в колледжи, но я твердо решил быть в их числе. Надеюсь, Джек не обиделся, услышав от меня, что моя цель выше, чем просто стоять за прилавком магазина. Но даже если и обиделся, то виду не подал. Думаю, в глубине души он даже гордился тем, что один из его сыновей — а то и оба — собираются учиться дальше, но вслух должен был признать, что не сможет помочь нам материально. Уж коли мы решили получить образование, придется зарабатывать деньги самим и самим платить за обучение.