Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Самым важным уроком, полученным мной в Сакраменто, было то, что я до конца осознал всю ценность непосредственного обращения к народу, кратко излагая все готовящиеся решения в области законодательства. Выступая по радио и телевидению, я рассказывал о стоящих перед нами проблемах и просил помощи, чтобы убедить парламент проголосовать так, как того хотят сами избиратели, а не так, как хотят отдельные группировки, преследующие свои интересы. Став президентом, я намеревался сделать то же самое. Это имело результаты в Сакраменто, и я считал, что, находясь в Вашингтоне, могу поступить так же.

В начале февраля, выступая в телевизионной программе, транслировавшейся по всей стране, я сказал народу, что решение накопившихся проблем потребует времени, но общими усилиями мы сможем сделать это: "Мы должны отдавать отчет, что быстро навести порядок нельзя… Но мы не можем затягивать с выполнением экономической программы, направленной как на сокращение налоговых ставок для стимулирования производительности, так и на сокращение роста правительственных ассигнований, имеющих целью уменьшение безработицы и инфляции".

Я направил в конгресс законопроект с предложением — в течение трех лет провести повсеместное тридцатипроцентное сокращение налогов. В то же время от имени вице-президента Буша мы начали программу, предусматривающую уменьшение излишнего правительственного контроля над экономикой. После моего выступления по телевидению Тип О'Нил и другие сторонники высоких налогов в конгрессе выразили бурный протест, и я понял, что борьба началась. Через несколько дней мы обнародовали план, предусматривающий упразднение ненужных советов, агентств и программ, что позволяло уменьшить федеральные расходы на миллиарды долларов; это было началом сокращения бюджетного дефицита в 80 миллиардов долларов, стоявшего перед федеральным правительством. Тогда демократы еще раз выразили громкий протест и предложили резко сократить расходы на оборону. Я же был решительно настроен на увеличение военных расходов, чтобы радикальным образом изменить то состояние наших вооруженных сил, в котором они оказались после стольких лет пренебрежительного к ним отношения.

Руководители Пентагона рассказывали мне потрясающие вещи о том, насколько Советы опережают нас в военном отношении как в области ядерных, так и обычных вооружений; каждый год они расходуют на эти цели на 50 процентов больше, чем мы; между тем зарплата в наших вооруженных силах была так мала, что некоторые семейные мужчины и женщины определенных категорий военнослужащих имели право на получение социальной помощи; многие так стыдились своей службы в армии, что, уходя с работы, переодевались в гражданское.

Я сказал объединенному комитету начальников штабов, что во что бы то ни стало сделаю все, чтобы наши военнослужащие вновь смогли гордиться своей формой. Я также попросил комитет проинформировать меня, какие новые виды вооружений необходимы для достижения военного превосходства над потенциальным противником. Я понимал, что изменение сложившегося положения — дорогостоящий и трудный процесс. Но во время избирательной кампании американцы говорили, что для них нет ничего важнее национальной безопасности. И когда я ездил по стране с выступлениями, призывая одобрить сбалансированный бюджет, мне время от времени задавали один и тот же вопрос: "А что, если придется выбирать между национальной безопасностью и дефицитом бюджета?" И каждый раз я отвечал: "Мне придется встать на сторону национальной обороны". И каждый раз аудитория встречала мои слова бурным одобрением. Никто не хотел, чтобы страну защищали второсортная армия, слабый флот и посредственная авиация.

Я стремился к сбалансированному бюджету. Но также хотел мира, подкрепленного силой. Я верил в налоговые реформы и считал, что мы сможем иметь сбалансированный бюджет уже через два-три года, самое позднее — к 1984 году.

Через неделю после инаугурации на Южной лужайке Белого дома мы устроили церемонию встречи пятидесяти двух заложников, которые, благодаря Господу, наконец были освобождены из долгого иранского плена. Также были приглашены родственники восьми человек, погибших во время неудачной попытки спасения заложников при администрации Картера; среди них находились муж и жена, потерявшие своего единственного сына. Они держались очень мужественно, и, глядя на них, я с трудом подыскивал слова, которые хоть как-то могли облегчить их ужасное горе.