Михаил Захарчук - Вячеслав Тихонов [Тот, который остался!]

Возвратившись из очередной командировки в горячую точку, я первым делом поднимался на «генеральский» этаж и докладывал Вячеславу Ервандовичу о том, что видел и слышал. Он внимательно меня выслушивал и подсказывал, что следует отразить в отчете для служебного пользования. Не очень высокий, кряжистый, большелицый, с симпатичной лысиной, этот человек просто физически излучал энергию тела, ума и интеллекта. Мне всегда хотелось посидеть у него подольше и поговорить с ним побольше.

Тем более что Вячеслав Ервандович откровенно выделял меня среди пишущей братии и часто поручал мне очень ответственные задания. Так, благодаря ему я сделал, к примеру, большое интервью с председателем КГБ СССР Виктором Чебриковым, который чрезвычайно редко шел на контакты с прессой. По поручению Кеворкова я подготовил и большой материал о генерале Андрее Евгеньевиче Снесареве, человеке совершенно уникальном. Он мог стать певцом в Большом театре, математиком, дипломатом, знал в совершенстве четырнадцать языков, однако в 1888 году пошел служить в русскую армию.

Я познакомился с его дочерью Евгенией Андреевной Снесаревой. Она поделилась со мной весьма ценными документами, что позволило мне впоследствии написать большое, на несколько печатных листов, эссе о Снесареве, который в Гражданскую командовал военным округом и повздорил со Сталиным, чем подписал собственный приговор.

Я намеревался сделать целый цикл очерков под общим названием «Атланты в золотых погонах». Идея Кеворкову понравилась, но осуществить ее не получилось, текучка заела.

Кеворков дружил с Юлианом Семеновым. Узнав об этом, я попросил Вячеслава Ервандовича познакомить меня с известным писателем. Однажды шеф позвал меня как раз тогда, когда у него сидел маститый литератор. Они выпивали. По наклейке я определил мой любимый армянский «Ани».

«Они угостят меня «Ани»? — мелькнула в голове шкодливая подобострастная каламбуринка. — Иначе зачем было вызывать именно в такой момент?»

Позже я не раз поднимал чарку вместе с Вячеславом Ервандовичем, говорю же, он меня выделял особо. Но тогда мы втроем впервые чокнулись широкими рюмками из германского хрусталя.

Мой шеф очень тепло и сердечно начал рассказывать другу о том, какой я молодец, почти что тассовское приобретение последнего времени. Мне даже было неловко слышать все это насчет собственной персоны. Поэтому я улучил момент и довольно ловко перевел разговор на творчество Юлиана Семенова, которое, смею полагать, знал весьма неплохо.

По существу, он был первым отечественным литератором исключительно западной наступательной ментальности. Киплинг социализма, если так можно выразиться. Кроме того, писатель давал в нашей «Красной звезде» свой роман с продолжением «Приказано выжить». Я в той же газете опубликовал довольно обстоятельный разбор его.

Юлиан, видимо, знал от Ервандовича о моих прибалтийских приключениях и полюбопытствовал, что собой представляет литовский деятель культуры и политик Витаутас Ландсбергис. Это наверняка был профессиональный интерес маститого литератора. Возможно, он даже собирался что-то писать на болезненную тогда прибалтийскую тему.

Я чуть подумал и дал этому персонажу крайне негативную характеристику. Юлиан выслушал меня и заметил, что на самом деле все намного сложнее. Оказывается, американцы с войны и по сию пору поддерживают официальные отношения с правительствами-изгнанниками всех прибалтийских республик, которые в США и находятся. Теперь эти карты раскрыты, брошены на стол. Вскоре вся Прибалтика наверняка отсоединится от Советского Союза.

Ервандыч молчал, а я робко усомнился в том, что услышал. Мне тогда казалось, что монолитная мощь страны устоит против прибалтийских фронтов. Да и военный округ не самой худшей комплектации вкупе с Балтийским флотом — очень весомые аргументы в борьбе за целостность страны.

Семенов же нахмурился и сказал:

— А страна меж тем летит в пропасть.

Потом писатель поинтересовался, знаю ли я Виктора Светикова.

Еще бы мне не знать однокашника по Львовскому политическому училищу. Я в лицах и красках рассказал несколько наших училищных баек, чем очень повеселил Кеворкова и Семенова.

Потом мы с писателем встречались еще несколько раз, но только мельком.

Работая в газете «Очная ставка», я где-то в девяносто шестом или седьмом году решил подготовить интервью с Кеворковым. Разыскал его, что оказалось не таким простым делом. Ервандыч перебрался жить в Германию. Мы очень мило и душевно поговорили по телефону. Разумеется, и об интервью условились, но я вскоре покинул газету. Так и не написал о Кеворкове. Жаль. Большая умница.