Михаил Захарчук - Вячеслав Тихонов [Тот, который остался!]

«Адъютант очень нужен. Он вроде красивой охотничьей собаки. И поговорить можно между делом, и, если хороший экстерьер, другие охотники завидуют». Шелленберг.

«Я буду играть защиту Каро-Канн, только вы мне не мешайте, пожалуйста». Фрау Заурих.

«Когда о нас, математиках, говорят как о сухарях — это ложь! В любви я — Эйнштейн!» Дама с лисой, блестяще сыгранная Инной Ульяновой.

«— Я достану вам хороших рыбных консервов. Каких вы хотите?

— Я люблю в масле.

— Я понимаю. Какого производства: нашего или…

— Или! Пусть это не патриотично, но я предпочитаю продукты и питье, сделанные в Америке или во Франции». Штирлиц — агенту Клаусу, блестяще сыгранному Львом Дуровым.

«Я люблю молчунов. Если друг — молчун, так это друг, а если враг, так это враг. Я уважаю их». Мюллер — Штирлицу.

«— Хайль Гитлер!

— Да ладно вам. У меня и так в ушах звенит.

— Я не понимаю.

— Бросьте! Все вы прекрасно понимаете». Мюллер — Штирлицу.

«— Бригаденфюрер, мне нужно сказаться больным (а я действительно болен) и взять отпуск на десять дней, иначе я сдам.

— Что случилось?

— Не падайте в обморок, но мы все под колпаком у Мюллера». Штирлиц — Шелленбергу.

«— Они думают, если я не провалился за эти двадцать лет, значит, я всесилен. Хорошо бы мне стать заместителем Гиммлера. Или вообще пробиться в фюреры. Хайль Штирлиц. Я становлюсь брюзгой?

— Ничего, тебе идет». Штирлиц — Эрвину в блестящем исполнении Николая Волкова-младшего.

«Трудно стало работать. Развелось много идиотов, говорящих правильные слова». Штирлиц — Шелленбергу.

«— У вас голова не болит?

— От забот?

— От давления». Мюллер — Штирлицу.

«Они все фантазеры, наши шефы. Им можно фантазировать, у них нет конкретной работы. А давать руководящие указания может даже дрессированная шимпанзе в цирке». Мюллер — Штирлицу.

«— Ну и память у тебя.

— А ты на свою жалуешься?

— Пью йод.

— А я пью водку.

— Ты генерал, тебе можно пить водку. А нам где деньги взять?

— Бери взятки.

— И попадешь к твоим костоломам. Лучше я буду пить йод.

— А я с удовольствием променял бы свою водку на твой йод.

— Что, много работы?

— Пока да. А скоро ее совсем не будет». Сыщик и Мюллер.

«Что это вас на эпитеты потянуло? С усталости? Оставьте эпитеты нашим партийным бонзам. Мы, сыщики, должны мыслить существительными и глаголами: он встретился, она сказала, он передал». Мюллер сыщику.

«— Я не верю в это, а в общем, покажите. Мне как-то показывали, но я не верю этому.

— Правую ладонь положите вдоль черепа, а левую на затылок. Глаза нужно закрыть.

— Я закрою глаза, а вы меня шандарахнете чем-нибудь по голове, как Холтоффа.

— Если вы предложите мне изменить родине, я это сделаю». Мюллер — Штирлицу.

«Как там у Пушкина было? «Ай да Пушкин, ай да сукин сын? Ай да Штирлиц». Штирлиц.

«— Все настолько глупо и непрофессионально, что работать практически совершенно невозможно. Невозможно понять логику непрофессионала.

— А может, он хитрый профессионал?

— Хитрый профессионал не поехал бы в приют. Хитрый профессионал не поехал бы в приют, черт побери!» Мюллер — сыщику.

«Умирать страшно в одиночку. Скопом — пустяки. Даже пошутить можно». Генерал в вагоне — Штирлицу.

«— Где я мог вас видеть?

— Когда вы вручали мне Железный крест, вы сказали, что у меня лицо профессора математики, а не шпиона.

— Ну, теперь у вас лицо шпиона, а не профессора». Борман — Штирлицу.

«Все боятся получить взбучку от старика Мюллера! А я хоть раз в жизни кому-нибудь давал взбучку, а? Я старый добрый человек, про которого распускают слухи. Ваш красавец шеф злей меня в тысячу раз. Просто он научился в своих университетах улыбаться и говорить по-французски. А я до сих пор не знаю, как надо есть яблоко — резать его или есть так, как принято у меня дома: целиком. С косточкой». Мюллер — Штирлицу.

«Золото Бормана, золото партии — оно не для вшивых агентов и перевербованных министерских шоферов, а для сотен тысяч интеллектуалов, которые по прошествии времени поймут, что нет в мире иного пути, кроме национал-социализма. Золото партии — это мост в будущее, это обращение к нашим детям, к тем, кому сейчас месяц, год, три. Тем, кому сейчас десять, мы не нужны, ни мы, ни наши идеи; они не простят нам голода и бомбежек. А вот те, кто сейчас еще ничего не смыслит, будут говорить о нас как о легенде! А легенду надо подкармливать! Надо создавать сказочников, которые переложат наши слова на иной лад, доступный людям через двадцать лет. Как только где-нибудь вместо слова «здравствуйте» скажут «хайль!» в чей-то персональный адрес, знайте: там нас ждут, оттуда мы начнем свое великое возрождение. Помните: Мюллер, гестапо, — старый усталый человек, который хочет спокойно дожить свои годы на маленькой ферме с голубым бассейном. И ради этого я готов сейчас поиграть в активность. Многие шавки Гитлера скоро побегут отсюда — и попадутся. А вот когда в Берлине будет греметь русская канонада и солдаты будут драться за каждый дом, вот тогда отсюда можно будет уйти, не хлопая дверью. Уйти и унести тайну золота. Идите. И отдайте себе отчет в том, как я вас перевербовал: за пять минут и без всяких фокусов. Хе-хе-хе!» Мюллер — Штирлицу.