Стефани Лэнд - Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Я сидела и смотрела, как Мия ест, или ходила взад-вперед по кухне, пила кофе и рассматривала листки с нашим бюджетом и моим рабочим расписанием, развешанные по стенам. Если нам предстояло идти за покупками, я все утро просиживала, сводя баланс моего банковского счета и карты, на которую начислялись льготы – субсидии на продукты от государства, – чтобы точно знать, сколько денег у нас осталось. Льготные карты в то время были еще в новинку, их начали использовать только в 2002 году. Еще будучи беременной, я подала заявление на продуктовые купоны, и Джейми частенько вспоминал, как его мать расплачивалась за продукты социальными марками, при этом презрительно ухмыляясь. Я испытывала благодарность за возможность накормить семью, но вместе с продуктами тащила на себе груз стыда, пытаясь отогнать навязчивые мысли о том, что кассирша подумала обо мне – женщине с младенцем, покупающей продукты на государственные деньги. Все видели, как я расплачиваюсь продуктовыми купонами, большими яркими бумажками, за яйца, сыр, молоко и арахисовое масло. Но никто не видел, как я рассчитываю бюджет, который колебался в районе 200 долларов в зависимости от моей занятости, и что это все наши деньги на еду. Мне приходилось растягивать их до конца месяца, когда баланс карты снова пополнялся. Никто не видел, как я ем бутерброды с арахисовым маслом и вареные яйца, рассчитывая, сколько кофе могу насыпать в чашку, чтобы банки хватило на весь срок. В то время я об этом не знала, но правительство уже озаботилось тем, чтобы избавить от позорного клейма 29 миллионов человек, использовавших продуктовые купоны, придумав для программы другое название: «Дополнительное финансирование питания». Но, вне зависимости от названия, отношение к программе не менялось: бедняки тратят денежки налогоплательщиков на то, чтобы наедаться всяким мусором.

Несмотря на массу других проблем, я постоянно терзала себя мыслями о том, хорошая ли я мать. Я не справлялась с материнскими обязанностями: я больше заботилась о том, как протянуть следующую неделю, чем о собственном ребенке. Пока мы жили с Джейми, его работа давала мне возможность сидеть дома с Мией. Я скучала по тем дням, которые мы проводили только вдвоем, исследуя окружающий мир и поражаясь ему. Теперь мы постоянно куда-то спешили. Вечно опаздывали. Вечно ехали. Торопились поесть и прибрать за собой. Не могли себе позволить просто остановиться и передохнуть. Боясь, что я чего-то не успею, о чем-то забуду, подведу нас еще сильнее, я перестала уделять время дочери – хотя бы на то, чтобы посмотреть, как гусеница ползет по дорожке в саду.

Хотя остальные соседи больше напоминали призраков, проявлявших себя разве что звуками смыва в туалете или скрежетом стула, передвигаемого по полу, дама, которая жила подо мной, действовала куда более активно, начиная стучать в потолок ручкой от швабры и громко ругаться всякий раз, как Мия пробегала по голому полу. Когда мы только переехали, я смела листья и паутину с балкона вниз на землю. Она тут же заорала: «Что за черт?!» – со своего балкона под нами. Помимо стука шваброй в потолок, это был единственный раз, когда она решила со мной пообщаться, хоть и не напрямую.

– Что это за дерьмо?! – продолжала она. – Какого черта ты мне его вывалила на голову?

Я скользнула внутрь, осторожно прикрыла балкон и, съежившись, присела на диван, надеясь, что она не поднимется и не станет колотить в дверь.

Соседи сверху – мать с тремя детьми – редко бывали дома. В первые недели я только изредка слышала их. Я ложилась спать около десяти вечера, а они примерно в это же время поднимались по лестнице к себе в квартиру. Минут через двадцать у них все стихало тоже.

Однажды утром, на рассвете, я услышала, как они спускаются, и подбежала к окну, чтобы посмотреть – мне было любопытно, какие еще люди оказались со мной в одной ситуации.

Я увидела высокую женщину в красно-фиолетовой куртке и белых кроссовках. При ходьбе она сильно хромала. Двое мальчиков школьного возраста и девочка помладше шли за ней. Трудно было даже представить, каково ей приходится. У меня-то ребенок был только один! После этого я видела ее еще несколько раз. Ее дочка всегда ходила аккуратно причесанная, с косичками, завязанными яркими ленточками. Я гадала, куда они уезжают на весь день, как она умудряется добиться, чтобы дети вели себя так тихо и воспитанно. Она казалась мне хорошей матерью – дети ее уважали, что вызывало у меня зависть. Мой ребенок только-только научился ходить, но уже убегал от меня или отбивался каждую секунду, которую не спал.