Михаил Кизилов - Айн Рэнд

Айн Рэнд нигде и никогда не говорила, сталкивалась ли она в России с юдофобией; более того, она утверждала, что проблема государственного и бытового антисемитизма никогда не обсуждалась в семье. Едва ли этому можно поверить. К примеру, в гимназию М. Н. Стоюниной, находящуюся в двух километрах от их дома на Невском проспекте, она и ее сестры были отправлены лишь по той причине, что туда принимали евреев без процентных ограничений. Исключено, чтобы об этом не знали и не говорили в семье.

Итак, Розенбаумы были не слишком набожны, однако иудейская вера и религиозная традиция играли в их жизни достаточно важную роль. Можно предположить, что богобоязненность семьи должна была практически сойти на нет после событий 1917 года; пожалуй, только очень религиозные люди продолжали оставаться верными своим взглядам в атмосфере советского воинствующего атеизма, а Розенбаумы к таковым вряд ли принадлежали.

Позднее Айн Рэнд будет отрицать, что иудаизм и еврейская идентичность сыграли определенную роль на начальном этапе ее жизни. Однако не подлежит сомнению, что в детстве она верила в Бога и считала религиозную обрядность естественной частью жизни — пока в 13 лет, на втором году революции, не приняла сознательное решение стать атеисткой [19] По сведениям Б. Брэнден, это решение было принято Алисой несколько позже — во время пребывания в Крыму (1919–1921). . К примеру, сама писательница вспоминает, что в шестилетнем возрасте она вместе с двоюродной сестрой со стороны матери (по всей видимости, Ниной Гу-зарчик) молилась Богу, прося о выздоровлении котенка. Но даже после решения стать атеисткой Айн Рэнд никогда не отрицала — правда, и не подчеркивала — свою этническую принадлежность. «Я родилась еврейкой», — говорила она в прошедшем времени, как будто в момент произнесения этой фразы уже перестала таковой являться.

Мими Саттон, дальняя родственница, дружившая с писательницей с 1930-х годов вплоть до ее смерти, вспоминала: «Поначалу она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о том, что она была еврейкой. Нет, она этого не хотела. Был длительный период, вплоть до начала [Второй мировой] войны, когда она не хотела, чтобы кто-либо об этом знал». Мими, в девичестве Папурт, сообщила также, что Айн Рэнд просила не говорить, что ее (Мими) отец был родом из Бер-дичева: «Это ужасно, Мими! Это еврейское гетто!» По этой причине, представляя родственницу своим друзьям, Айн Рэнд никогда не называла ее еврейскую фамилию. После Холокоста, когда европейских евреев стали преследовать и убивать, отношение писательницы к этой проблеме изменилось, однако и тогда она крайне редко говорила о своей этнической принадлежности.

Впрочем, Айн Рэнд вспоминала о ней каждый раз, когда сталкивалась с проявлениями антисемитизма. Один из наиболее значимых эпизодов подобного рода случился уже в Америке. Дело в том, что друзья писательницы и ее мужа зачастую не знали, что настоящее имя Айн Рэнд — Алиса Розенбаум. Мать одной из ее знакомых, Милли Уилсон, сказала, что ей не очень-то нравится Гитлер, однако она солидарна с ним в том, что «следовало бы сжечь всех этих евреев». В образовавшейся паузе Айн Рэнд прекрасно модулированным голосом спокойно сообщила, что она еврейка. Это была последняя встреча писательницы с семьей Уилсон {32} 32 32 . Другой случай. В 1946 году писательница познакомила свою соратницу по идеологической борьбе за свободную Америку Изабель Паттерсон с еврейско-американским драматургом Морри Рискиндом и его женой. Когда чета Рискинд ушла, Изабель заявила: «Я не люблю еврейских интеллектуалов». «Значит, ты не любишь меня», — холодно ответила Айн Рэнд. Через какое-то время она прервала отношения с Паттерсон {33} 33 33 .

Уже после войны, узнав о нацистских зверствах в концлагерях, писательница сказала: «Они убивали меня». Айн Рэнд однозначно одобрительно относилась к Государству Израиль, считая его возникновение (1948) в известной степени продолжением политики США на Ближнем Востоке. Несмотря на декларируемое ею неприятие концепции альтруизма, она начиная с 1973 года переводила деньги в помощь независимому еврейскому государству.

Добавим, что в США практически всё окружение Айн Рэнд состояло из ее еврейских родственников и потомков евреев-иммигрантов из Российской империи и СССР.

По словам самой Айн Рэнд, читать и писать она научилась практически без посторонней помощи, в шестилетием возрасте. Попросив родителей написать «Алиса Розенбаум», она выучила буквы своего имени, а потом таким же образом запомнила написание других слов. Если верить свидетельству самой Айн Рэнд (а она, увы, достаточно часто преувеличивала собственные достижения), вскоре она знала уже весь алфавит и с легкостью читала и писала.