Михаил Сарин - Так говорил Егор Гайдар

Но все стройное здание марксизма покоилось на фундаменте изучения экономики и общественной жизни Англии первой половины Х1Х века. Оттуда и главный тезис об обнищании пролетариата и его революционной роли. А английский пролетариат прогнозам Маркса не последовал. Он перестал нищать. Если это «обнищание» до 1860 года еще является предметом споров, то после этого повышение реальной заработной платы английских рабочих становится очевидным даже самим Марксу и Энгельсу. Они пытаются объяснить это монопольным положением Англии в мировой экономике. Однако и догоняющие Англию США тоже не демонстрируют роста революционных настроений по мере бурного развития капитализма. Наоборот, более развитое рабочее движение существует в отстающих странах по капиталистическому развитию Франции и Германии.

Но и там оно не побеждает, хотя попытка в виде Парижской Коммуны и происходит. Теория явно не подтверждается. Ревизию этой теории предпринял один из соратников Маркса и Энгельса, Э. Бернштейн. Уже после смерти обоих основоположников Бернштейн пишет книгу «Проблемы социализма и задачи социал-демократии». В ней он предлагает рабочему движению не ориентироваться на насильственное свержение капитализма, а двигаться к социализму путем реформ, борьбы за экономические и политические права в рамках существующего строя. Эта идеология была принята на вооружение многими западными социал-демократами. Но российские марксисты Плеханов и Ленин встретили идеи Бернштейна «в штыки». Однако, до того как правота Бернштейна стала очевидной, мир вступил в период глобальных потрясений 1914 – 1945 годов. [20] – ДВ стр.66 И к концу второй мировой войны последователи марксизма имели, на их взгляд, все основания для подтверждения своей правоты. Социалистическая революция, (пусть не там, где полагалось по классическому марксизму), произошла. Советский Союз успешно индустриализовался и победил в войне, кризис 1929 – 1930 годов в США потряс капиталистическую систему, для выхода из него потребовалось серьезное вмешательство государства. И не только последователи.

Тезис о том, что сохранение тенденции к концентрации производства является источником социализации экономики и общества, не подвергается сомнению. В этих условиях противники марксизма, либеральные мыслители, пытаются подвергнуть сомнению саму мысль о существовании закономерностей исторического развития. Они утверждают, что современная наука и появление новых технологий могут настолько изменить социально-экономические процессы, что научный прогноз исторического развития вообще невозможен.

Однако развитие событий во второй половине ХХ века показало, что ошибаются и те и другие. Марксисты повторили ошибку Маркса. Тенденции, существовавшие несколько десятков лет, они сочли вечными и неизменными. Они не поняли, что начавшийся процесс современного экономического роста не окончен и продолжает менять траекторию развития человечества. В странах – лидерах прекращается рост занятых в производстве и на первое место выходят сфера услуг и инновации. Растет международная торговля. А это требует не плана и регулирования, которыми сильно государство, а, наоборот, гибкости и быстрого реагирования. Эти свойства лучше обеспечивает экономическая свобода и частная собственность. И тенденция меняется. «Рейганомика и татчеризм» 80-х годов явились результатом новой тенденции, основной лозунг которой – «меньше государства».

Неправы оказались и те, кто отрицал саму возможность познать закономерности истории. В этом случае прав оказался Маркс, выдвинувший идею определяющей роли экономического развития («производительных сил») и его влияния на организацию общества («производственных отношений»). Многочисленные исследования подтвердили наличие связи между душевым ВВП, как интегральным показателем экономического развития, и общественно-политическим строем той или иной страны.

На связь между уровнем экономического развития страны и характером ее политических институтов на этапе современного экономического роста обратил внимание в 1959 году американский социолог С. М. Липсет. Последующие исследования подтвердили существование этой закономерности. Выяснилось, что демократия устанавливается в стране, как правило, при достижении достаточно высокого уровня душевого ВВП. Так, анализ по 124 странам показал следующее. Страны были разделены на четыре группы в зависимости от душевого ВВП в 1976 году (в международных долларах 1994 года). Среди стран первой, низкодоходной группы (до 600 долларов в 1974 году демократической была только одна). Еще две страны из этой группы демократизировались за последующие 15 лет. Остальные 31 низкодоходная страна были в 1974 году и остались в 1990 году недемократическими. Лучше обстояли дела в странах следующей группы (600 – 2300 долларов в 1976 году). Из этой группы в 1974 году три уже были демократическими, 11 стали демократическими в последующий пятнадцатилетний период, и 27 остались недемократическими. Наиболее радикальный переход произошел в той группе стран, где душевой ВВП в 1976 году был от 2300 до 7150 долларов. Хотя в 1974 году только пять из них были демократическими, но за последующий период такими стали 16, а недемократическими остались всего 6. И, наконец, в группе высокодоходных стран (свыше 7150 долларов) в 1974 году большинство (18) уже были демократическими, еще две стали, а остались недемократическими только три. При этом понятно, что переход от недемократического строя к демократическому строю, сопровождался соответствующим ростом душевого ВВП. Или наоборот, рост ВВП сопровождался переходом к демократии. Конечно, это не жесткая связь, а тенденция, но тенденция достаточно устойчивая, чтобы быть случайностью.