Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

Ведь в Бильбао ее семья жила в многокомнатном доме, у обеспеченных родителей. Но, когда началась гражданская война, отец был на стороне республиканцев, и маму отца, то есть бабушку Харламова, посадили в тюрьму. Мама Валеры, испанская пионерка, оказалась на улице. У сестры Харламова до сих пор хранится ее пионерская книжечка.

«За ними гонялись, — вспоминает Татьяна Борисовна. — Бильбао, Сан-Себастьян, Сантандер, то есть страна басков, — это был самый эпицентр гражданской войны. И детей старались спасти, отправляли их в Советский Союз целыми пароходами. Правда, родственники все равно обвиняют бабушку с дедушкой, что не спрятали ее, что разрешили уехать. Но как знать, что бы с ней было, где бы она оказалась.

Мама двадцать лет, с 36-го по 56-й, ничего не знала о судьбе своих родителей. Какая там была история! Когда испанских детей во время Великой Отечественной войны эвакуировали из Саратова в Тбилиси по Волге, было три парохода. Два попали под фашистскую бомбежку. И в Испанию сообщили, что все дети погибли. А мама — единственный ребенок в семье.

Она была на третьем пароходе.

Когда закончилась война, повзрослевшие дети хотели уехать. Но Сталин сказал: «Мы брали детей у республики — республике и отдадим. А там — Франко». И только в 53-м, когда Сталина не стало, Красный Крест начал заниматься этим вопросом. Эта организация договорилась с советским правительством: кто хочет поехать на родину — пожалуйста. Так дедушка с бабушкой и узнали, что их дочка жива.

Мы с Валеркой и мамой поехали в 56-м первым же пароходом из Одессы, «Крым» назывался. Момент приезда в какой-то город на Гибралтарском проливе вижу как сейчас. Огромный коридор. С одной стороны — те, кто приехал, с другой — те, кто встречает. Между ними — железные ограждения. Надо же проверить документы, соблюсти формальности.

Так получилось, что мама увидела через эти ограждения в толпе своего отца, нашего дедушку. И как закричит! И они бегут друг другу навстречу, и перепрыгивают через все преграды. И потом все — за ними. И людей уже никто не может остановить».

Чистое кино, не правда ли? Но к фильму «Легенда № 17» и его испанской части мы еще вернемся — и очень скоро. Пока же продолжим об этой совершенно уникальной для советского мальчишки семейной истории. И о детской поездке в Испанию, которая так глубоко запала в сердце Валере и Тане.

«Приняли в Бильбао нас очень хорошо. А условия какие — семь комнат, кладовка… На одну семью! Как можно после такого вообще возвращаться в коммуналку на 25 человек? Маленькие были. А главное — папа. У нас был замечательный отец, добрейший. Все, кто его знал, не могут не отзываться о нем с восторгом. После ухода мамы мы вместе прожили еще 20 лет, и мне с ним было не просто легко жить, а весело. У него на каждое слово была шутка, сам он не мог обижаться. И всем был доволен. Всегда. Это самое главное.

Мамин папа, дед Бенито, в Валере души не чаял — но там больше по артистической линии. Валера же блестяще танцевал, фокусы показывал. Дед по всем тавернам с ним ходил и имел большой успех. Сам он хорошо играл на гитаре и пел. Слух у Харламова — от мамы, которая тоже прекрасно пела и танцевала, — и это все дедовское.

А как они ездили на машине! Дед, когда брал его с собой, даже не считал нужным включать поворотники. Потому что Валерка клал ручку на стекло и показывал — прямо, направо, налево. Тогда еще были регулировщики и знали: с дедушкой едет русский мальчик и с направлением никогда не ошибается.

Язык мы с Валеркой быстро схватили, потому что сразу пошли в школу. А потом, мы же и здесь жили среди испанцев. И в общежитии они были, и в коммуналке, и наверху, и внизу. Мы тогда сами не говорили, но язык был на слуху. Когда Валера стал взрослым и домой к маме-приезжали друзья испанцы, — понимал все. Дома он говорил по-испански.

И произношение у него было намного лучше, чем у меня.

Но все-таки практики не хватало. По себе могу сказать: вот мы были с братом в Испании в 56-м, а потом я не была там с 57-го по 70-й. За это время язык ушел. Но стоило мне туда приехать — он тут же восстановился. Так же, уверена, произошло бы и у Валерки. Хотя с людьми из Барселоны, которые хотели, чтобы он построил там хоккей, брат говорил по-испански…»

Из Москвы в Одессу, до парохода, Бегоню, Валеру и Таню провожал отец. Интересуюсь у Татьяны Борисовны, насколько сложно было Борису Сергеевичу отпустить жену и двоих детей в Испанию на целый год. В ответ звучит нечто фантастическое.