Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

Спрашиваю Татьяну Борисовну и про дружбу с Мальцевым, и про отсутствие «драматического, конфликтного начала» во взаимоотношениях с Михайловым и Петровым. Причем ставлю вопрос так, как о том не раз слышал — что лучшими друзьями Валерия были Мальцев и Михайлов.

«Да, хотя и со многими другими ребятами отношения были великолепными. И Вова Лутченко у нас жил, и Валера Васильев… Малец — это потому что они долго были неженатые. У них свободы было больше. А других жены и дети держали. Да, из остальных ближе всех был Борька. Еще и потому, что его жена Таня очень любила нашу маму, тянулась к ней.

Когда у Таньки Михайловой был день рождения, ведущая спросила: «Вот есть такой человек, который очень давно знает эту прекрасную женщину и может поднять за нее бокал вина?» Она сказала: «Конечно, есть». И повернулась ко мне: «Танька, иди. Ты самая старая из моих подруг». Я же крестная их старшего сына. А моя мама была крестной самой Тани Михайловой — та крестилась уже взрослой. Мы жили одной семьей!»

Уточняю у сестры Харламова, верна ли формулировка Касатонова, что ее брат был для молодых хоккеистов «намного доступнее строгих Михайлова и Петрова». Подтверждает:

«Так и было. Боря знает себе цену и очень хорошо. А Володька, царствие небесное, да простит он меня… Он интервью, если не заплатят, не давал. Когда обратились насчет фильма, Борька сразу сказал: «Чем могу — тем помогу». А Петя: «Сколько это будет стоить?» Петров всегда был первым спорщиком в команде. Ни одному тренеру от него покоя не было — надо, не надо… Валерка над этим только смеялся».

Один из популярнейших советских апокрифов — то, что переломным моментом во время Суперсерии-72 стал перелом лодыжки Харламова после жестокого удара форварда «Филадельфии» (недаром эту команду называли «бандитами с большой дороги»!) Бобби Кларка. И вообще, сама эта травма обсуждается ненамного меньше, чем разгром «Кленовых листьев» в первом матче и победная шайба Пола Хендерсона в серии на последних секундах восьмого. Дескать, канадский цинизм победил нашу наивную романтику.

Ниже поймете — это явный перехлест. «Советы», как называли нашу команду канадцы, тоже были хороши. А «Кленовые листья» просто играли, как привыкли.

Говорим мы, например, со Скотти Боумэном — величайшим тренером всех времен — у него дома во Флориде. И я слышу:

«Поверьте, Харламов был не единственным, кого Кларк так ударил клюшкой. Он был жестким игроком — и в НХЛ тоже так делал. Может, было сказано: «Если окажешься рядом с Харламовым — применяй силовой прием». Не думаю, что прозвучало: «Сломай ему ногу».

Спрашиваю о том же во время нашего долгого разговора в Тампе главную звезду тех «Кленовых листьев» — Фила Эспозито. Он для начала упоминает, что считает лучшим игроком советской сборной в серии не Харламова. Потом говорит о том же, о чем и Боумэн, а завершает тему совсем уж неожиданным — по крайней мере для нашей аудитории — пассажем.

«Считаю, что лучшим был Якушев. Он был тем человеком, которого мы реально боялись. Харламова же, я знал, можно вырубить. Что и сделал Бобби Кларк. Плохо, что он не сделал это в первом же матче!» — демонически расхохотался Фил.

И тут добавил очень важную ремарку:

«Такие удары постоянно случались в регулярном чемпионате НХЛ, и мне самому их наносили десятки раз. Мои голеностопы были измочалены! В том числе и самим Бобби. И это было частью игры. А эти советские парни кололи нас клюшками, словно копьями! Кололи!»

И Эспозито с присвистом изобразил, как игроки сборной СССР не просто колют канадцев клюшками, но и проворачивают их. Этого нам ни советская пропаганда, ни советские хоккеисты точно не расскажут.

У Якушева по травме Харламова, понятно, иное мнение.

«Конечно, мы это осуждаем. Кларк сам позже признавался, что второй тренер (Джон Фергюсон. — Прим. И.Р.) дал ему задание вывести этого парня из игры, и он таким вот неспортивным образом это сделал. Для них в то время это, может, и нормальное явление было, но для нас — подлый момент. Извинился ли Кларк тогда или потом? Нет».

Третьяк говорит: «Он сам (Кларк) написал в книге, что ему такое задание дал тренер. А задание надо выполнять. Тем более холодная война шла, отношения были неприязненные. Но в 1976-м приехали играть с «Филадельфией», и Кларк нашел меня перед игрой. Подарил шикарный перстень — десять бриллиантов, гербы Советского Союза и Канады, а также слово «унряжка». Он хотел написать — «упряжка», то есть мы все, советские и канадские хоккеисты, вместе. А еще подарил часы. Я ему в ответ — ондатровую шапку…»