В конце января 1931 года газетный магнат Гарольд Сидней Хар-мсвортс, 1-й виконт Ротермир (1868–1940) направил мятежному политику поздравление со следующими словами: «Вы и в самом деле сейчас поставили ногу на лестницу, которая вскоре приведет вас к премьерству. Если вы продолжите непоколебимо двигаться вперед, ничто не сможет вас остановить» [264] Письмо от 31 января 1931 года. Ibid. Р. 254.
. Более откровенной лести Черчиллю не приходилось слышать уже давно. Но вся пикантность ситуации заключалась в том, что Черчилль не увидел в этом послании ничего лестного, восприняв высказанные пожелания вполне серьезно [265] См.: Jenkins R. Op. cit. P. 436.
. Более того, он признался близким, что «политика все более благоприятно ко мне расположена» [266] См.: Письмо Клементине Спенсер Черчилль от 20 февраля 1931 года. Documents. Vol. 12. P. 274.
; «несомненно, весь дух Консервативной партии со мной, а разочарование Болдуином идет мне на пользу», «каждая речь, которую я произношу, каждый шаг, который я делаю, принимаются» [267] См.: Письмо Клементине Спенсер Черчилль от 26 февраля 1931 года. Ibid. Р. 280, 282.
великолепно. На самом деле вместо ведущей к премьерству лестницы и всеобщих оваций впереди Черчилля ожидала судьба парии и пустынные годы политического одиночества. И то, что Черчилль это не осознал, удивительно, поскольку в своих мемуарах он с поразительной точностью описал избранную им модель поведения на примере лорда Рандольфа: «Он не принадлежал к числу тех, кто принимает решения по указке партийного руководства. Когда он затевал фракционную борьбу, то вел дело к победе, не гнушаясь ничем. <���…> Холодную, рассчитанную игру он никогда не вел. Говорил что думал. Так оно лучше» [268] Черчилль У.С. Указ. соч. С. 52–53.
.
Черчилля часто обвиняли в макиавеллизме и склонности к интригам, но «холодная, рассчитанная игра» в ее безобразном виде и негативном понимании была чужда его натуре. Если бы он был тем, каким его хотели видеть нечистоплотные критики, то он давно бы пошел на попятную, умерил бы свои империалистические амбиции в отношении Индии и вернулся в лоно руководства своей партии. И уж точно не стал бы переходить на личности, используя свое красноречие в борьбе с противниками.
Первым, в январе 1931 года, досталось Рамсею Макдональду.
Во время обсуждения в парламенте одного из предложенных правительством законопроектов, которое закончилось отклонением правительственной инициативы, Черчилль назвал премьер-министра «величайшим из ныне здравствующих мастеров падения»: «Он встает целым и невредимым после падения, убеждая нас, что ничего не произошло» [269] См.: обсуждения в палате общин от 21 января 1931 года: «Закон об образовании». Hansard. Series 5. Vol. 247. Col. 267.
. Спустя неделю Черчилль вновь нанес туше. Вначале он упомянул свою прежнюю ремарку об удивительных способностях главы правительства сносить поражения, после чего шокировал присутствующих следующим: «Я помню, когда я был ребенком, меня взяли на представление в цирк Барнума, знаменитый своими диковинами и примерами уродства. Больше всего я хотел увидеть экспонат „Бесхребетное чудо“, однако мои родители сочли подобное представление противным и деморализующим для глаз ребенка. Мне пришлось ждать пятьдесят лет, прежде чем я увидел „Бесхребетное чудо“ на скамье в палате общин» [270] См.: обсуждения в палате общин от 28 января 1931 года: «Закон о трудовых спорах и профсоюзах». Hansard. Series 5. Vol. 247. Col. 1021–1022.
. И эти слова Черчилль адресовал не просто лидеру оппозиционной (с его точки зрения) партии. Они касались действующего премьер-министра!
Следующей мишенью, в которую были выпущены острословные стрелы, стал лидер Индийского национального конгресса Махатма Ганди. Вскоре после того, как Макдональд был заклеймен «Бесхребетным чудом», Черчилль выступил на заседании Индийского имперского общества в Манчестере. Желающих послушать его оказалось так много, что несколько сот людей даже не смогли найти себе места в зале. Черчилль обрушился с критикой на запланированные между лордом Ирвином и Ганди переговоры, назвав последнего «фанатиком и аскетом, похожим на факира, типаж которого хорошо известен на Востоке» [271] См.: Gilbert Μ. Op. cit. P. 385.
.
Новую стрелу в Ганди Черчилль направил из своего избирательного округа Эппинг. Поводом для возмущения послужили начавшиеся 17 февраля переговоры с лидером ИНК, которые проходили в резиденции вице-короля в Дели. «Возмутительно и тошно смотреть, как господин Ганди, этот мятежный адвокат из Миддл-Темпла, строит из себя босоногого факира, как он полуголым является во дворец, чтобы говорить с представителем нашего короля-императора, а сам между тем продолжает затевать бунты и настраивать местное население против нас» [272] См.: выступление в Уинчестер-хаус, Эппинг от 23 февраля 1931 года. Черчилль У.С. (ред.). Указ. соч. С. 141; Churchill WS. (ed.). Winston Churchills Speeches. P. 97.
. Делясь с супругой впечатлениями о том, как его приняли избиратели, Черчилль назвал встречу в Эппинге «нежной, пылкой и единодушной» [273] См.: Письмо от 26 февраля 1931 года. Documents. Vol. 12. P. 280.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу