Тотырбек Джатиев - Дика

Жизненная судьба Тотырбека Джатиева — счастливая судьба! Рассказывая о себе, он рассказывает и о других, а рассказывая о других, повествует и о себе. Писатель никогда не отделял себя от народа, да и не мог бы отделить: корни его чувств и мыслей — в думах и чаяниях народа.

«Дика» — это ведь тоже книга о народе, хотя в центре внимания писателя и стоит один человек — Илита Кирилловна Даурова.

За рубежом часто проводятся конкурсы красоты и самых красивых девушек называют «Мисс Америка» или «Мисс Бразилия». Но у советских людей гораздо более широкие представления о красоте. Красота человека — это не только античные пропорции лица и тела. Истинная красота — пропорции души, сердца, деяний.

И если так и считать, то Илиту Кирилловну Даурову, образ которой с такой любовью и жизненностью нарисовал в своей книге Тотырбек Джатиев, следовало бы назвать «Мисс Осетия».

Да, сегодня женщины Осетии, женщины Советского Союза сильны и мужественны, красивы и благородны! Сделал их такими наш советский строй!

Книга Тотырбека Джатиева «Дика» — еще одно свидетельство этому.

Ц. ГОЛОДНЫЙ

Доски высокого забора громыхнули, когда с улицы кто-то сильно и требовательно ударил по ним палкой.

Илита вздрогнула. Уж не хулиганят ли мальчишки? Она окинула озабоченным взглядом возившихся под цветущими яблонями и у песочниц малышей. Нет, дети, кажется, ничего не слышали, они были заняты играми. Так же взад и вперед раскачивались качели, расписанные по бокам фигурками зайцев и лягушат, катился по зеленой лужайке ярко-красный мяч, девчушки продолжали выпекать в своих пластмассовых формочках затейливые пироги из песка…

Стук повторился.

Илита решительно шагнула к калитке, крикнув на ходу:

— Кто там?

Калитка распахнулась, и в сад не спеша вошел высокий, сутуловатый старик в темной войлочной шляпе и поношенной синей телогрейке. В вытянутой руке он держал толстую суковатую палку, держал торжественно и даже, пожалуй, величественно, словно жезл.

— Дядюшка Дза́бо? — удивилась Илита, всматриваясь в морщинистое, темное от загара лицо, на котором остро и молодо поблескивали агатовые глаза. — Проходите, пожалуйста! — Вежливым жестом она пригласила старика к маленькому круглому столику, врытому под старой яблоней.

— Э, погоди, дорогая сестра! [1] Осетины называют «сестрами» всех женщин своего рода (фамилии). — остановил ее Дзабо, кивнув на калитку. — Я не один пришел. Со мной человек…

«Понятно, — подумала Илита. Еле заметная усмешка тронула ее губы, тонкие смоляные брови строже сошлись к переносице. — Интересно, кого на сей раз привел ко мне беспокойный сват?» Она знала уж порядком надоевшее ей стремление дядюшки Дзабо во что бы то ни стало выдать ее замуж. Нет, Илита не сердилась на старика, она понимала, что делает он это из самых добрых побуждений, и прежде всего потому, что любит ее, желает помочь ей устроить свою судьбу.

— Доброму гостю мы всегда рады, дядюшка Дзабо. — Илита слегка поклонилась, пытаясь спрятать чуть ироническую, понимающую усмешку. — Зови того, с кем пришел…

Но старик все-таки заметил эту усмешку — брови его сердито насупились. Медленно, словно нехотя, он выглянул за калитку:

— Входи! Смелей! Или ты намерен вечно стоять у ворот своего счастья? Не пристало настоящему джигиту робеть перед женщиной, пусть даже красивой. Входи!..

Через порог калитки, с трудом скрывая смущение, перешагнул мужчина средних лет в тщательно отглаженном сером костюме. Он глядел в сторону, словно и не замечал Илиту. Остановился, переступил с ноги на ногу, потом неловко снял фетровую шляпу, такую же серую, как и костюм. Смуглое худое лицо его казалось по-детски растерянным, темные глаза под кустистыми бровями смотрели в землю, будто мужчина что-то потерял и не мог найти. Наконец с видимым усилием он поднял взгляд и виновато посмотрел на Илиту, затем на детишек, что играли в тени яблонь.

— Здравствуй, Илита…

— Здравствуй.

Илита сразу же узнала мужчину, пришедшего вместе с дядюшкой Дзабо: это был Сала́мов, родственник Харитона.

На лицо Илиты легла тень печали: воспоминание о Харитоне, пропавшем без вести двадцать лет назад где-то во вражеском тылу, острой мгновенной болью отозвалось в сердце. За эти годы боль утраты ослабла, стала глуше, но всегда вспыхивала с новой силой, если что-то напоминало Илите о любимом.