Юлий Марголин - Путешествие в страну зэ-ка (Полныӣ текст)

Я изложил свою просьбу, но он едва меня слушал.

"Да езжайте куда хотите, ради Бога... Какие теперь пропуска?"...

Я вышел на улицу, ничего не понимая. Зашел к соседу, включил радио.

В эту минуту радио передавало текст речи Вячеслава Михайловича Молотова. Торжественное сообщение всему миру о том, что на рассвете сегодня Красная Армия перешла границу, чтобы ввиду распада Польского государства взять под свою защиту родственные народы Западной Украины и Белоруссии.

Через час мы стремглав мчались из Черткова. Бензина могло в обрез хватить до румынской границы. Мы объезжали колонны польских войск; солдаты смотрели на горизонт - не идут ли советские танки? - и офицеры объясняли им, что Красная Армия идет на выручку.

У Залещик нам загородили дорогу. Мы опасались, что советские авангарды нагонят нас, и решили продолжить путь в Снятин, полтораста километров дальше.

В час дня мы прибыли в Снятин, 5 километров от румынской границы. Там мы узнали, что граница герметически закрыта. Еще два дня назад можно было за деньги перейти ее. Но теперь и деньги не помогали. В связи с событиями румыны выставили тройной кордон войск на границе. Прорваться было невозможно.

Терять нам было нечего. Каждый из нас имел за границей семью: я - в Палестине, другие - в Париже и Лондоне. Каждый имел заграничный паспорт в кармане. С наступлением темноты мы выехали на границу.

В Снятине в первый раз мы увидели польские самолеты: 8 аэропланов описало круг над городом, прощаясь с Польшей - и повернуло за Прут. В Снятине был единственный пункт, где польская армия была моторизована на сто процентов -пехотинцев не было. На границе стояла вереница военных автомобилей, грузовиков, пассажирских машин, занятых войском, длиной в 4 километра. Румыны ночью стояли в три ряда, медленно передвигались во мраке, дорога кишела людьми, была полна перекликающихся голосов, сигналов, взбудораженной суеты. Мы упустили единственный шанс: следовало бросить наш прекрасный "бьюик", смешаться с толпой и миновать границу с группой военнослужащих, под покровом темноты. Но мы были еще новичками: как рисковать, как вдруг решиться на приключения, на лишения? Наша черная мощная машина вдруг показалась нам надежным оплотом, как корабль ночью в открытом море среди бури. Мы видели, что она была не единственной цивильной машиной в очереди. И ночь прошла в нервном ожидании, в мерном продвижении к заветной черте, где под аркой стоял румынский офицер с фонарем и отмечал число солдат на каждой машине: "Следующая! Следующая..."

На рассвете пришла наша очередь. Нас пропустили на 5 метров за границу. Рядом с румынским офицером стоял польский, помогал разбирать и вылавливать евреев. "Документы! - и прочел на паспорте нашего шофера: "Шимкевич Мойше"... Остальные были не лучше.

Нам велели выйти из машины и вернуться. Автомобиль достался румынам. "Не дадим машины большевикам!" - объяснил по-немецки румын. Рядом ругался француз, которого тоже не пропустили. Ему объяснили со стороны в чем дело: в его машине оказался случайный попутчик - еврей. Дело сразу уладилось: еврея высадили, француз укатил, обрадованный. Хорошо быть французом.

Мы отвоевали все же право забрать с собой свои чемоданы. Разразился неистовый ливень. Под проливным дождем мы потащились обратно в Снятин, с чемоданами, пешком. Это не было триумфальное шествие. На окраине местечка я, должно быть, выглядел довольно жалобно, потому что на дорогу вышла еврейка и позвала меня отдохнуть и напиться чаю, таков был мой дебют в роли бездомного бродяги.

В тот же день группа палестинцев сделала последнюю попытку прорваться домой: предложила румынским властям пропустить их в Констанцу, прямым транзитом к пароходу, в автобусе под конвоем жандарма. Мы простояли полдня на пограничном мостике, ожидая ответа по телефону из близких Черновиц. В конце концов нас прогнали с руганью. Смеркалось. Мы решили, что утро вечера мудренее.

На следующий день было безоблачное небо и солнце, играла музыка и весь город был на ногах: ночью вошли советские войска.

На высокой башне ратуши развевалось красное знамя, танкетки стояли на площади, и улица кишела народом. Красноармейцы стояли, окруженные густой толпой. Каждый был в центре круга, его забрасывали вопросами, теснились посмотреть как на диво. Возникли десятки импровизированных митингов. Добродушные солдаты, не выказывая ни тени удивления или смущения, отвечали на все вопросы. Начиналось мое путешествие в Россию, хотя в эту минуту я и не подозревал этого.