Итак, моя литературная карьера шла по восходящей. После публикации стихотворения «21 июня 1941 года. Сон» ко мне в Доме литераторов подошёл один из лидеров нашего поэтического поколения Андрей Чернов, автор знаменитых строчек:
Не ходите по лужам. Ведь в них отражается небо!
Так зачем же по небу. По чистому небу – в галошах?!
Он только что открыл рифму в «Слове о полку Игореве», возвёл свой род к декабристу Чернову и держался от нас особняком. И вот Андрей подошёл и сказал, посмотрев на меня с удивлением: «Знаешь, раньше ты был просто Юра Поляков, а теперь ты тот самый Поляков, который написал про двадцать миллионов шапок. Поздравляю!»
В июне 1983-го у меня вышла полоса стихов в «Огоньке», самом популярном и тиражном журнале СССР. Среди поэтов моего поколения такого отличия пока никто не удостаивался. Подборка была замечена и бурно обсуждалась. Редактировал тогда «Огонёк» Анатолий Софронов, ещё сохранивший остатки былого могущества: в 1940-1950-е он входил во всесильный триумвират Фадеев – Симонов – Софронов, который заправлял всеми делами в писательском мире, в том числе и «делом космополитов». Между прочим, мало кто знает, что оно началось с пространной жалобы в ЦК КПСС театрального критика А. Борщаговского, указавшего начальству на угрозу русского великодержавного шовинизма в сфере культуры. Стали разбираться – и пришли к выводам совершенно противоположным. Так что не буди лихо…
Но если Фадееву и Симонову борьбу с безродными космополитами со временем простили, то Софронову – нет, и в устах тогдашних поборников общечеловеческих ценностей его имя было сродни бранному слову. Однако стихи ему несли все, даже враги, – и он печатал. К тому же в качестве приложения к «Огоньку» выпускались книжечки стихов, прозы, очерков, причём огромным тиражом – до 100 тысяч экземпляров. Поэтому стоило Софронову появиться где-нибудь среди писателей, как вокруг начиналось подобострастное «броуновское движение». Польстить, подлизаться, напомнить о себе торопились не только молодые таланты, но и ветераны Гражданской войны, помнившие ледяные воды Сиваша.
И вдруг Софронова сняли. Неожиданно. По-моему, летом 1986-го. А у нас как раз в те дни проходил выездной секретариат СП СССР в Ленинграде. Утром две сотни писателей, измученных ночными разговорами под рюмочку, высыпали на платформу и устремились к автобусам, которые должны были отвезти их в гостиницу к целительному завтраку. Я, сильно злоупотребивший вечор с поэтом из Челябинска Константином Скворцовым, вышел из вагона последним и обнаружил на опустевшей платформе растерянного Софронова и его молодую жену Эвелину. Они топтались возле двух огромных, явно заокеанского производства чемоданов и с недоумением озирались. За полвека пребывания во власти Анатолий Владимирович, видно, забыл о том, что багаж сам по себе не перемещается в пространстве: его пожитки всегда подхватывали наперебой литераторы, жаждавшие печататься, и несли куда следует. А тут вот такое дело… И ни одного носильщика поблизости. Я поздоровался, поднял оба чемодана и быстро понёс к выходу, торопясь к воображаемой кружке утреннего пива. Больной, стремительно постаревший Софронов, еле поспевая за мной, захотел в благодарность сказать мне что-то приятное и, борясь с одышкой, прошептал:
– Вы… вы… хо… ро… ший поэт…
Мне стало за него обидно. Вскоре он умер. Но его песню «Шумел сурово Брянский лес…» поют до сих пор. Да и «Стряпуха», по-моему, одна из лучших народных комедий советских времен, хотя «Покровские ворота» мне нравятся больше…
27 мая 1984 года произошло знаковое событие: три мои стихотворения были опубликованы в «Правде». Одно называлось «Моей однокласснице»:
Листья в жёлтое красятся,
Не заметив тепла…
У моей одноклассницы
Дочка в школу пошла.
Сноп гвоздик полыхающий
И портфель на спине.
Нет, ты, Время, пока ещё
Зла не делало мне.
И пока только силою
Наполняли года!
Одноклассница, милая.
Как же ты молода!
Редактор отдела литературы «Правды», мягкий толстяк по фамилии Кошечкин, выслушав мои слова благодарности, сказал, хитро улыбаясь: «Ну вот, Юра, вы теперь самый молодой советский классик!» Публикация в главной партийной газете по тогдашним понятиям считалась своего рода канонизацией. Мы ни словом с ним не обмолвились о том, что без моего ведома строчки: «Нет, ты, Время, пока ещё зла не делало мне» – переделали так: «Как всё это пока ещё ясно помнится мне!» В самом деле, о каком «зле Времени» можно говорить, если общество под руководством партии движется в светлое будущее? Советские писатели были понятливы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу