Юрий Поляков - Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Разочарованный и опустошённый, я слез с политических баррикад и вернулся за письменный стол: читатели ждали от меня новых книг. Нет, это не самодовольная фигура речи, а чистая правда: мой «Козлёнок в молоке» бил все рекорды продаж, став лонгселлером к завистливому недоумению постмодернистов, на все потуги которых публика отвечала фригидным равнодушием. Оно и понятно: по сути, постмодернизм – это что-то вроде, извините, фаллоимитатора. Сколько бы режимов и вибраций в него ни заложили изобретатели, он всё равно останется мёртвой «жужжалкой». А в искусстве, как и в любви, хочется всегда чего-то живого, тёплого, настоящего.

Но, чтобы засесть за новую вещь, необходим сюжет, а его-то у меня и не было. О том, каким образом в писательском сознании завязываются и зреют фабулы, я подробно расскажу в эссе «Как я ваял «Гипсового трубача».

А между тем закрепление у власти «Семьи» словно открыло некие тайные шлюзы, мир вокруг менялся стремительно, появлялись прежде небывалые социально-психологические типы, возникали странные коллизии, создавались головокружительные состояния. Безудержное и беззаконное стяжательство, открытый грабёж народа, присвоение государственной собственности, откровенное мошенничество – всё это стало питательным «бульоном», в котором размножились уродливые, но по-своему яркие персонажи «большого хапка», буквально просившиеся на острие сатирического пера. Мне нужна была лишь ёмкая история вроде анекдота про приезд в город ревизора.

Так вышло, что сюжетом для новой вещи меня, как Пушкин Гоголя, снабдил 30-летний бизнесмен, владелец фирмы «Авиатика» Игорь Пьянков, типичный представитель, как сказал бы Белинский, поколения «гаврошей русского капитализма». С ним меня свёл бывший директор Литфонда РСФСР Валерий Долгов, он ещё в конце перестройки стал инициатором коммерческого издания моих книг в обход государственных издательств: в стране зашевелилось предпринимательство.

Так, повесть «Апофегей» под маркой «ЛФ РСФСР» была выпущена в 1990 году полумиллионным тиражом – и, заметьте, сразу разошлась. В прежние годы Долгов работал снабженцем на ВАЗе, а это был особый, редкий при советской власти сорт людей, в народе таких звали доставалами. Это про них когда-то писал Александр Межиров:

Такие, как Валерий Долгов, прекрасно обитали не только в советском строго охраняемом бассейне, но и в мутных и тёплых водах российского капитализма чувствовали себя, точно пираньи в родном водоёме. Он обладал фантастической энергией, оборотистостью и железной деловой хваткой. Помню, раздаётся звонок:

– Юр, как ты относишься к корейским холодильникам?

– А что?

– Оторвал по случаю. Оптом дёшево отдавали. Возьмёшь в счёт гонорара?

– Возьму, пожалуй, – ответил я, глянув на свою облупившуюся и мелко дрожащую «Бирюсу».

– Договорились. Даже-даже!

Через час в мою квартиру грузчики уже втаскивали белоснежный агрегат невероятных размеров – с таймером, встроенным миксером и морозилкой, вмещающей пару кабанчиков.

С Игорем у Долгова тогда, в середине 1990-х, был общий бизнес, закончившийся ссорой и серьёзным конфликтом, вплоть до стрельбы. Кто виноват, не мне судить, но друг друга они стоили. Валера меня однажды сильно подвёл, навсегда отбив охоту к предпринимательству, о чём я написал в рассказе «Про чукчу». Капитализм решительно разделил всех советских людей на плотоядных и жвачных. Я оказался из жвачных. Жизнь давно развела меня с Долговым, но я успел позаимствовать у него странное присловие «даже-даже», отдав его проходимцу Кошелькову, персонажу моей комедии «Хомо Эректус». Выходя с премьеры, куда, конечно, он был приглашён, Валерий поёживался, а когда я спросил: «Ну как тебе?», он ответил после долгого молчания: «Даже-даже…»

Игорь Пьянков, одарённый от природы острым умом и бешеной энергией, тоже был из плотоядных. Его фирма занимала целый этаж в доме на Ленинградском шоссе, напротив метро «Динамо». Автомобилисты ещё помнят, наверное, большую вертикальную надпись «Авиатика» – на торце этого длинного белого здания. Не знаю, чем конкретно занималась фирма, но средства черпались в основном из столичного бюджета. Деньги Игорь вытягивал у власти мастерски. Однажды он попросил меня, обаятельно картавя: