Ольга Лодыженская - Ровесницы трудного века - Страницы семейной хроники

Итак, шло время. Приблизились зимние каникулы, в то время еще праздновали и старые, и новые праздники. В последний день перед каникулами Сергей Иванович сказал мне, что уедет к матери в Курск. Очевидно, в моих глазах мелькнуло сожаление, потому что он улыбнулся и сказал:

– Но я вернусь скоро, у меня есть дела в издательстве.

В сочельник дома решили устроить елку. Сухаревский рынок под боком, а там и елок, и игрушек полно, только жалели, что не было детей. Разумовы, Юра с Ириной, должны приехать только на второй день Рождества.

На первый день праздника мама вдруг решила пойти в церковь.

– Сколько лет не была, – говорила она, вздыхая, – ни на Украине, ни в Немчиновке.

Мама, как я уже писала, религиозностью никогда не отличалась, но праздники все чтила и хорошо их помнила. Обычно она говорила даже с каким-то страданием:

– Сегодня ведь день Усекновения главы Иоанна Крестителя.

Помню, Таша спросила ее:

– А почему ты это говоришь с таким отчаянием, как будто он твой близкий родственник и с ним этот случай произошел на днях?

Мама, подавив улыбку, ответила:

– Вам все смешки, а бывало, в этот день нельзя было есть ничего круглого.

Вернулась она из церкви торжествующая.

– Вы не представляете, кого я встретила в церкви. Стою я около распятия и вижу: какая-то старушка горячо молится, потом стала поклоны класть, очень много. Когда она встала к стенке отдыхать, я посмотрела ей в лицо. Оказывается, это ваша институтская Аннушка, помните, в лазарете работала, и не такая уж она старушка, как мне показалась. Я подошла к ней, она меня вспомнила, как вашу мать, конечно. Мы вышли вместе. Она сказала: «Помню ваших двух девочек, они часто в лазарет попадали. Отчаянные, но добрые, а все отчаянные барышни были добрые». Я спросила, как она живет, так она даже заплакала: сын сейчас лежит в больнице, у него белая горячка, он сильно пьет, и сноха заболела, лежит в больнице, у нее двое детей. Они со снохой по стиркам ходят. А сейчас денег нет и праздник нечем встретить. Я отдала ей все, что у меня было с собой, и велела обязательно привести сегодня вечером ребят на елку.

И пошла у нас складчина. Магазины закрыты, праздник, а надо подарки сделать ребятам – мальчик и девочка, восемь и шесть лет. Игрушки пусть сами выбирают, из елочных украшений, а хотелось подарить что-нибудь посущественнее. У Таши оказалось несколько аршин бельевого материала, нансука. У мамы отрез на блузку, девочке платьице выйдет. Я вспомнила, что у меня остался кусок темно-красной байки от кофточки, которую мне недавно сшили. Тоже что-нибудь выйдет. И Мария Евграфовна, услышав о наших хлопотах, принесла совсем еще хорошую бывшую Сережину курточку для мальчика. <���…>

Когда появилась наша Ануся, как звали ее в институте, и я увидела ее лицо, благообразное, милое и румяное, мне так живо вспомнилось, как я в самый первый день своего приезда в институт попала в лазарет. Я была так задавлена и ошеломлена институтской казенщиной, так одиноко и холодно себя чувствовала, что первое ласковое обращение запомнилось на всю жизнь. И хотя вскоре она выдала меня, рассказав надзирательнице и врачу о моем наивно доверенном ей желании побыть в лазарете подольше, я все же продолжала хорошо к ней относиться, хотя в тот момент огорчилась и решила, что верить никому нельзя.

Ребята сначала стеснялись, но елка им очень нравилась, и они потом разыгрались. Мама напекла пирожков с вареньем и сварила какао, но больше всего им понравилось, когда Таша спросила:

– А кто мне скажет, какая самая красивая вещичка на елке?

Начались обсуждения и споры, взрослые тоже принимали в этом участие. Удачно, что мальчику и девочке игрушки нравились разные. И Ташины ножницы несколько раз срезали украшения, вызывая восхищение ребят. А под конец девочка заявила:

– А почему бабушке не срезали звездочку? Ведь она сказала, что ей больше всего нравится звездочка.

И под общий смех и возмущение бабушки последней вручили звездочку. <���…>

Сергей Иванович появился на рабфаке до конца студенческих каникул. Мы сразу весело улыбнулись друг другу. И опять начались ежедневные деловые встречи. Опять быстрые взгляды, говорящие совсем не то, что произносили губы. Однажды рабочий день близился к концу, а Сергей Иванович ни разу не входил в библиотеку. Я не вытерпела, придумала срочный вопрос к Горностаеву и, убедившись, что его нет в учебной части, пошла искать в кабинет литературы и русского языка. Они сидели вдвоем с Сергеем Ивановичем и сосредоточенно работали, видно, составляли план учебных занятий.