Джеймс Брендон - Зигги Стардаст и я

– Нет, я вожу машину. Сейчас приеду.

Он лежит на койке, спит, подключенный к тикающим механизмам и щупальцам с пластиковыми трубками. Маленькая флуоресцентная лампочка, жужжащая над его головой, делает и без того пепельно-бледное лицо еще более призрачным.

– Джонатан? – Какой-то мужчина похлопывает меня по плечу. Я вздрагиваю.

– Извините, – говорит он. – Я доктор Теннант.

Его глаза горят энергичным зеленым светом даже посреди ночи.

– Что происходит? Что с ним?

– Мы пока точно не знаем. Сейчас он отдыхает, но нужно какое-то время подержать его здесь, чтобы провести исследования. У него было много жидкости в легких и сильные боли. Мы дали ему кодеин, временно сняв симптомы.

– А… понятно…

– Он попросил нас дозвониться вам, потому что сам не смог вас найти, и еще связаться с вашей… – перелистывает страницу на планшете, – доктором Эвелин Смит, верно? – Я киваю. – Она скоро будет. Она вам поможет. У вас есть смена одежды?

– Что?

– Я подумал, в рюкзаке…

– А… нет.

– Хотите, чтобы мы отвезли вас домой или?..

– Я останусь, – перебиваю его. – Останусь здесь с ним.

– Джонатан?

Оба поворачиваем головы и видим доктора Эвелин, торопливо идущую по коридору. Ее волосы в беспорядке, откинуты назад, их придерживают на макушке только голубые очки, а на лице то самое выражение сверхзаботливой мамочки.

– Джонатан! Я так рада тебя видеть. Рада, что у тебя все хорошо, – обнимает меня. – У тебя ведь все хорошо, да?

– Хорошо.

Доктор Теннант прижимает планшет к груди.

– Вы, должно быть…

– Простите. Я доктор Эвелин, – пожимает ему руку. – Вы не против, мне нужно минутку поговорить с Джонатаном? Я найду вас потом.

– Разумеется. – Он похлопывает меня по плечу. – Все будет в полном порядке. И мы как следует позаботимся о вашем отце. Договорились?

– Спасибо, – киваю я.

Доктор Эвелин крепко берет меня за руку, ведет по коридору. Мы находим свободный ряд оранжевых пластиковых кресел рядом с торговым автоматом и садимся.

Молчим. Я столько всего хочу сказать ей в эту минуту, но слова не идут с языка. Она отбрасывает челку с моего лица, пристально всматривается. Я никогда раньше не обращал внимания на цвет ее глаз: они, оказывается, яркие, как фиалки. А может, это темные круги, словно углем нарисованные под ними, заставляют их сиять. Улыбается, показывая широкую щербинку между передними зубами.

– Джонатан… – Она гладит мои руки. – Джонатан, я знаю, тебе не терпится вернуться к отцу, но я рада, что поймала тебя, прежде чем… Мне нужно столько рассказать. Господи, даже не знаю, с чего начать, я…

– Я не болен, – перебиваю я.

Она перестает гладить мои ладони.

– Меня не надо лечить. И никогда не надо было. И я больше никогда не буду проходить эти процедуры. – Слова вылетают из моего рта одновременно со слезами, катящимися из глаз.

– Я знаю, – отвечает она тихо. – И я прошу прощения… я была неправа…

Одергиваю руки.

– Что?

– Я была неправа. – Она поднимает взгляд к потолку, качает головой, словно разговаривает сама с собой. – Я просто делала то, чему меня учили, что преподавали в медицинской школе. Но понимала, что что-то не так… мне следовало доверять своей… – Вытаскивает салфетку из кармана плаща, сморкается, откашливается. Выпутывает очки из волос и надевает их. Возвращение маски Доктора-Аналитика.

– Ты ведь помнишь, я ездила на психиатрическую конференцию на Гавайи, верно? – Киваю. – Ну… На этот раз она проходила очень бурно. Люди из Фронта освобождения геев ворвались в зал, требуя предоставить им слово. В их числе был один из наших врачей, и… ну, то, что они говорили, Джонатан, как делились своей искренностью, страстью и болью… Это изменило меня. В последнее время проводится масса исследований, опровергающих все, что нам говорили в школе насчет… гомосексуальности… и насчет того, можно ли ее исцелить, и, ну… – Рвет в клочки салфетку и смотрит на меня уже не как Доктор-Аналитик – нет скорее как заблудившаяся пятилетняя девочка. – Я была неправа. И я приношу извинения. Эти процедуры… я терпеть не могла проводить их, но думала, что так лучше… что ты хотел, я имею в виду… меня же учили… Но они не помогают. Никогда. Потому что ты прав, Джонатан. Ты не болен. И никогда не был… – Промокает салфеткой щеки под очками, продолжая лить слезы. – И я прошу прощения, что я…

– Но… вы…

– Мне следовало сказать раньше, но я этого не сделала…

– Вы… заставили меня думать, что я…