Дебора Фельдман - Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней

Баби по-прежнему старается о нем заботиться. Специально для него она готовит говядину, притом что Зейде не ест говядину уже десять лет — со времен скандала из-за куска кошерной говядины, которая оказалась совсем не кошерной. Баби до сих пор готовит для всех своих сыновей — даже для женатых. Они приходят к ней на ужин, хотя у них есть свои жены, которые должны их кормить, и Баби ведет себя, будто все так и должно быть. Каждый день в десять вечера она протирает столы на кухне и шутливо объявляет «ресторан» закрытым.

Я тоже здесь питаюсь и чаще всего здесь же и ночую, потому что мамы рядом больше нет, а на отца полагаться невозможно. Помню, что, когда была совсем маленькой, мама читала мне перед сном истории о голодных гусеницах и красной собаке по кличке Клиффорд. У Баби дома есть только книги с молитвами. Перед сном я произношу молитву Шма [19] Шма — главная молитва иудаизма. Полный текст включает в себя три отрывка из Торы: Втор. 6: 4–9, Втор. 11: 13–21, Числ. 15: 37–41. Молитву читают дважды в день, сразу после пробуждения и перед отходом ко сну. В отличие от большинства молитв и благословений, которые читают только мужчины, Шма также читают женщины и дети. .

Я хотела бы снова читать книги, потому что воспоминания о них — самые светлые в моей жизни, но английский я знаю плохо и не могу доставать себе книги сама. Так что вместо книг я поглощаю капкейки от Бейгеля и эйер кихелех . Еда приносит Баби особенное удовольствие и радость, и ее любовь к вкусностям заражает и меня.

Кухня Баби — что-то вроде центра вселенной. Это место, где все собираются поболтать и посплетничать, пока Баби вливает ингредиенты в чашу электрического миксера или помешивает варево в вечно булькающих на плите кастрюльках. Тяжелые разговоры ведут с Зейде за закрытыми дверями, а вот хорошие новости всегда приносят в кухню. Сколько себя помню, меня всегда тянуло в эту маленькую, выложенную белой плиткой комнатку, так часто окутанную паром от готовки. Еще малышкой я проползала один лестничный пролет из нашей квартиры на третьем этаже в кухню Баби на втором, осторожно переставляя свои пухлые ножки по выстеленным линолеумом ступенькам в надежде, что в конце пути меня ждет вознаграждение в виде стаканчика вишневого желе.

Именно в этой кухне я всегда ощущала себя вне опасности. От чего — я и сама не смогла бы объяснить, но только в кухне я не чувствовала себя потерянной в чужой стране, где никто не знал, кто я и на каком языке говорю. В этой кухне мне казалось, что я вернулась туда, откуда я родом, и обратно в хаос мне совсем не хотелось.

Обычно я залезаю с ногами на маленький кожаный табурет, притаившийся между столом и холодильником, и наблюдаю, как Баби взбивает жидкое тесто для шоколадного пирога, дожидаясь, когда мне дадут лопатку, которую я смогу облизать дочиста. Перед шабатом Баби пестиком заталкивает в мясорубку здоровые куски говяжьей печени, то и дело перемежая их горстями золотистого поджаренного лука, а с другой стороны придерживает миску, в которую похожая на крем перемолотая печенка сочится из отверстий мясорубки. Иногда по утрам она вливает в ковш молоко, добавляет туда дорогое голландское какао, доводит смесь до кипения и угощает меня густым темным горячим шоколадом, который я подслащиваю кубиками рафинада. Ее яичница-болтунья истекает сливочным маслом; ее бундаш — венгерская версия французских тостов — всегда идеально поджарен и хрустит. Смотреть, как она готовит, нравится мне даже больше, чем есть то, что в итоге выходит. Обожаю, когда дом наполняется ароматами; они медленно путешествуют сквозь анфиладу комнат, поочередно заглядывая в каждую. Я просыпаюсь по утрам в своей маленькой комнатке в самом дальнем конце квартиры и с интересом принюхиваюсь, гадая, над каким же блюдом Баби корпит сегодня. Она всегда рано встает, и к тому моменту, когда я открываю глаза, еда уже вовсю шкварчит на плите.

Если Зейде нет дома, то Баби поет [20] Согласно еврейской религиозной традиции, женщинам запрещено петь в присутствии мужчин, так как женский голос считается источником соблазна. . Мастерски взбивая пышный купол меренги в блестящей металлической миске, она напевает без слов своим тонким, слабым голоском. Это венский вальс, сообщает она мне, или венгерская рапсодия. Мелодии из ее детства, говорит она, воспоминания о Будапеште. Когда Зейде приходит домой, она прекращает петь. Я знаю, что женщинам не положено петь, но в присутствии семьи это дозволено. Но Зейде одобряет пение только в шабат. Поскольку Храм [21] Имеется в виду Иерусалимский храм — центр религиозной жизни еврейского народа, располагавшийся на Храмовой горе в Иерусалиме и разрушенный римлянами в 70 г. Считается, что в Храме находилась главная святыня иудаизма — ковчег Завета, внутри которого хранились скрижали с заповедями, полученные Моисеем на горе Синай. После разрушения Храма ковчег был утрачен. был разрушен, говорит он, нам не следует петь или слушать музыку, если для того нет особенного повода. Иногда Баби достает старый кассетный магнитофон, подаренный мне отцом, и снова и снова проигрывает на нем музыку со свадьбы моего двоюродного брата — негромко, чтобы услышать, если кто-то войдет. Стоит половицам скрипнуть в коридоре, она совсем его выключает.