Александр Шестаковский - Самородок

Сюда приходят, отправляясь на подвиг. Сюда возвращаются, совершив его. Так было, есть и будет.

На Красную площадь приходят и без особого повода, подумать о времени и о себе.

Как-то в середине мая 1980 года, когда холода наконец-то сменились долгожданным теплом, к концу рабочего дня позвонил Симонов.

— Вы давно были на Красной площади?

— Давно.

— Может быть, съездим?

Я никогда не упускаю возможности повидаться с Сергеем Гавриловичем. Эти встречи, где бы они ни проходили, всегда интересны. Пусть темы наших разговоров касаются чаще всего прошлого — без него не было бы и настоящего.

Симонова всегда интересно слушать не только потому, что его цепкая память удерживает остающиеся обычно «за кадром» малоизвестные детали событий, свидетелем и участником которых он был. Впечатляет сам ход мыслей, мудрость суждений человека, прожившего большую творческую жизнь.

И вот мы на Красной площади. Стрелки часов на Спасской башне вот-вот займут вертикальную линию — 18 часов. У Мавзолея, как всегда, много народу: командированные, отпускники, туристы со всех концов страны, увешанные фотоаппаратами и кинокамерами иностранцы. Немало и москвичей, пришедших сюда, как и мы, просто так.

Сквозь плотную стену людей, стоящих напротив Мавзолея, не протиснуться. Мы стали в стороне, за спинами группы пионеров. Отсюда хорошо виден вход в Мавзолей, застывшие часовые.

Но вот приближается торжественный ритуал смены почетного караула. В воцарившейся тишине сначала еле уловимо, а затем все отчетливее слышны шаги солдат, идущих от Спасской башни. Все ближе, ближе. Вот они на миг остановились напротив входа в Мавзолей, отточенными движениями сняли с плеч карабины, приставили к ноге. Поворот налево. Все с той же безукоризненной слаженностью, словно единый, хорошо отрегулированный механизм, разводящий и двое солдат преодолевают пару ступенек и, сделав еще несколько точно рассчитанных шагов, останавливаются напротив своих сменяемых товарищей. Еще секунда, а может быть, две— и с боем курантов Спасской башни смена караула закончена.

Я взглянул на Сергея Гавриловича. В этой многоликой толпе людей, собравшихся у Мавзолея, пожалуй, он один имел особое отношение к исполненному торжественному ритуалу. Ведь это его карабин в руках солдат, охраняющих святая святых всех честных людей планеты. Не знаю сам, чего ожидал, но оттого, что лицо Симонова не выразило никаких особых эмоций, я испытал что-то близкое к разочарованию. Оно было спокойным, безмятежным. Казалось, он думал о чем-то далеком, не имеющем к действительности никакого отношения. Я не удержался:

— Наверное, вам, Сергей Гаврилович, приятно, что СКС нашел такое почетное применение?

— Конечно, конечно... — ответил он неопределенно, словно бы с трудом возвращался к действительности. Потом, подумав, добавил: — Мне бы очень хотелось, чтобы СКС, как, впрочем, и любое другое оружие, никогда не стреляло, а использовалось бы только вот так и для парадов...

Мы отошли к середине площади. Отсюда отлично виден величественный ансамбль у кремлевской стены, обрамляющий Мавзолей. Над древней зубчатой стеной, как бы составляя с площадью единое целое, — здание Президиума Верховного Совета СССР, увенчанное алым стягом Страны Советов.

— Там, в Свердловском зале, мне в 1939 году вручили первую правительственную награду — орден Красной Звезды, — сказал Сергей Гаврилович, перехватив мой взгляд,— за разработку автоматической винтовки. Впрочем, в те годы часто доводилось бывать в этом здании как депутату Верховного Совета РСФСР.

Я прошу Симонова поподробнее рассказать о его депутатской деятельности.

Много самых неожиданных дел приходилось решать посланцу ижевских оружейников в парламенте Российской Федерации за восемь лет его полномочий. Для Симонова это время совпало с наиболее напряженной конструкторской работой для нужд фронта. И все же он выкраивал время для встречи с избирателями, старался помогать им как мог. Приходилось решать проблемы, связанные с реконструкцией завода на более современный лад, благоустройством города, участвовать в различных комиссиях и решать множество хлопотливых человеческих вопросов, которые неизбежно возникали в неимоверно трудные для страны годы Великой Отечественной войны.

...Человеческие вопросы. Я прошу Сергея Гавриловича разъяснить, что он под ними понимает. Чуть подумав, Симонов отвечает:

— Ну вот хотя бы такой случай. Получаю как депутат письмо, в котором рабочий сообщает, что его жену осудили за то, что, нарушив законы военного времени, она ехала на товарном поезде. Человек просит помочь. Человеческий вопрос.