Николай Козлов - Хранить вечно

Пройдет еще несколько дней, и начнется такое сражение, о котором он не мог даже предполагать. А пока красная ломаная линия на карте в кают-компании упорно ползла вверх, на северо-восток, только ее отрезки между обозначениями координат «Сахалина» на утро и вечер каждого дня становились все короче, будто на их пути стояла какая-то невидимая, непреодолимая, тупая сила.

Последняя радиограмма, полученная московским представительством Дальстроя из Дальневосточного морского пароходства во Владивостоке, была страшной:

Пароход квч Сахалин квч вышел Охотское море и зпт пройдя в тяжелой ледовой обстановке сто миль на северо-восток среди плавучих льдов зпт оказался затертым льдами тчк Принимаем необходимые меры помощи тчк Командиру ледореза квч Литке квч известному ледовому капитану Николаеву радировали бухту Нагаева двч срочно выйти навстречу квч Сахалину квч и обеспечить его проводку во льдах тчк Но у квч Литке квч вряд ли хватит топлива дойти до квч Сахалина квч

После этого радиосвязь с «Сахалином» прервалась. Возможно, пароход раздавило льдами или вышла из строя его рация.

Завен скрывал это от Эльзы, но Ольга убедила мужа сказать всю правду и показать радиограмму.

Присмирели и Мирдза, и Петя, и Лиля-Кузнечик, хотя были уверены, что с их папами ничего плохого не может случиться, потому что они герои, а герои не должны погибать.

Но ни во Владивостоке, ни в Москве не могли предвидеть того, что произойдет, когда «Сахалин» окажется в ледовой блокаде, а на «Литке» израсходуют все запасы угля в схватке со льдами, бросят в топки все, что может гореть, и все-таки не успеют пробиться сквозь последнюю, самую мощную преграду.

Остановится «Литке» с потухшими топками по ту сторону вздыбившегося торосами ледяного поля, и пойдут к ледорезу люди с «Сахалина». Пойдут, сгибаясь под тяжестью навьюченных на них мешков с углем, тяжелым как камень. И будут идти один за другим, стараясь не отстать от шагающих впереди с таким же грузом начальника экспедиции Берзина, парторга Григорьева и всех других коммунистов «Сахалина». Они первыми доставят топливо на борт «Литке» и не один раз пройдут от корабля к кораблю со своей ношей, чтобы увлечь за собой беспартийных, чтобы общими силами как можно скорей засыпать побольше угля в опустевшие бункера ледореза.

И ледовый рейс в бухту Нагаева, к далеким, холодным колымским берегам, будет продолжаться!

Олени ускоряли бег, — видно, чуяли: люди спешат. Под полозьями нарт скрипел и посвистывал снег, утрамбованный ветрами. Когда на пути встречались твердые снеговые заструги или кочкарник, нарты подбрасывало так, что казалось, седоки вот-вот вылетят на обочину троны, а освободившиеся олени умчатся дальше, оставив хозяев в ледяной пустыне. Но люди будто приросли к сиденьям, а сумасшедшая скачка была для них привычной.

Свирепый мороз, пробиравшийся под кухлянки из двойного оленьего меха и за длинные голенища камусовых торбасов, заставлял время от времени соскакивать с нарт и бежать рядом с упряжками.

Старый якут-каюр на передней нарте по неуловимым приметам, знакомым лишь рожденным в тайге и тундре, безошибочно определял направление даже там, где тропу перемело и не оставалось никаких следов. Впрочем, ему не уступал и Сергей Раковский: немало пришлось геологу походить и поездить по этим местам, и он научился понимать безмолвный язык тайги. За четыре года скитаний по Колыме, Длинный Нос, как его все здесь звали, приумножил таежный опыт, приобретенный на Алдане, и стал первым следопытом даже среди таких людей, как Юрий Билибин и Александр Швецов. Поэтому именно ему и Швецову было поручено спасти жизнь сотен людей.

Скорей, скорей!.. Раковскому надо спешить. Длинному Носу хорошо известно, что значит остаться без провианта в здешней тайге. Если под тобой ледяная земля, продрогшая до самых глубин, если над головой висит остекленевшее от лютого холода небо, если вокруг мертвые, застывшие сопки, если рядом трещат лиственницы от пятидесятиградусного мороза и чувствуешь себя отрезанным от всего мира, ни одного дня не обойтись без горячего чая и еды. На пустой желудок сразу скрутит цинга, и тогда — крышка! Это пострашнее порогов Бохапчи: там есть шансы спуститься на плотах и остаться в живых. Здесь — никаких. Там риск. Здесь — «отдавай концы» без риска.

Уже не первый раз над Раковским и товарищами нависал призрак голода… Уже не первый раз с тех пор, как голод и нужда заставили его в ранней юности уйти из Горного института и податься на Алдан, в старательскую вольницу. Тогда, в двадцать четвертом, вместе с Дураковым, Алехиным, Мирским, Васильевым и братьями Бертиными за несколько месяцев Сергей намыл на Незаметном полтора пуда бешеного золота. Богачи! Но мало кто знал, что они съели последнюю лошадь, а через четыре месяца снова сидели без копейки и голодали.