Николай Козлов - Хранить вечно

Вспомнились Эдуарду Петровичу две встречи со Свердловым. Не прошло и пяти месяцев после встречи, когда в кабинет председателя ВЦИКа был доставлен локкартовский миллион, как Берзин увидел Якова Михайловича в освобожденной Риге.

Было это 13 января 1919 года, на Первом съезде Советов Латвии. Яков Михайлович сказал Стучке:

— Надо, Петр Иванович, позаботиться о родных Берзина. Бедствуют они тут, а щепетильный молодой человек не хочет брать деньги, выделенные для них из локкартовского задатка. Проследите за этим, пожалуйста. И о других не забывайте.

Яков Михайлович взглянул на Берзина, блеснув стеклами пенсне, и добавил:

— Денежки господина Локкарта пригодились. Решено открыть в Наркомфине счет Берзина. Из этого фонда будут выдаваться пособия семьям погибших стрелков и тем, кто получил увечья в боях против контрреволюционеров.

Не забыть Эдуарду Петровичу и того, что говорил Яков Михайлович на этом съезде о заслугах латышских стрелков перед революцией, о доверии к ним Ленина. А через два месяца в Ригу пришла телеграмма: Свердлова не стало… Не уберегли!

Проходили годы, но невозможно было смириться с тем, что нет больше на земле ни Ленина, ни Свердлова, ни Дзержинского, ни Фрунзе. Сгорели они на работе… И Берзин подумал, что неизбежный конец он хотел бы встретить так же.

Именно так об этом говорил Феликс Эдмундович: нельзя наполовину любить или наполовину ненавидеть. Нельзя жить вполсилы. Отдавать лишь половину души. Отдай все или ничего.

Вот так отдал себя людям Ленин. А он не терпел никакого восхваления своих заслуг и возвеличивания, гневно обрушивался на тех, кто пытался воздать ему должное.

Эдуард Петрович вспомнил рассказ Бонч-Бруевича. В сентябре восемнадцатого, еще не выздоровев как следует после ранения, Владимир Ильич пришел в кабинет, просмотрел газеты и тотчас вызвал управляющего делами Совнаркома.

— Это что такое? Смотрите, что пишут в газетах, — с упреком сказал он Бонч-Бруевичу, встретив его взволнованным взглядом. — Читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой, сякой, все преувеличивают. В какие-то герои меня произвели, гением называют, просто черт знает что такое! А вот здесь какая-то мистика. Коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров. Так, чего доброго, пожалуй, доберутся до молебнов за мое здоровье. И откуда это? Это никуда не годится. Я такой же, как и все. А тут стали меня так выделять… Ведь это ужасно. Надо это сейчас же прекратить. Это не нужно, это вредно. Это против наших убеждений и взглядов на отдельную личность. Надо, чтобы… с завтрашнего дня прекратили бы все это и заняли страницы газет более нужными и более интересными материалами.

«И на такого человека поднял руку Рейли, — гневно думал Берзин. — Ленин будет жить вечно, а незадачливый кандидат в Наполеоны исчез, как дым…»

…Многое стало известно Берзину о Рейли за годы работы в ВЧК—ОГПУ. Но не знал он, что многое из оставленного Рейли продолжало действовать и после некролога в «Таймс». Пепита Бобадилья — миссис Рейли, выполняя волю покойного мужа, усердно публиковала в газетах то, что он не успел опубликовать, и уже вышла в свет подготовленная ею книга: «Похождения Сиднея Рейли — мастера британского шпионажа. Лондон, 1931».

Не забыл Рейли и Берзина и многих других, кого не намерен был забывать. И не сложила оружия созданная им «Русская организация».

Кто-кто, а Рейли хорошо знал, что там, где терпят крах тайные военные заговоры и не приносит успеха открытое военное нападение, где бита ставка на подкуп, диверсии и вредительство, безотказно сработает скрытый и коварный механизм тонкой, липкой, как паутина, и ядовитой, точно змеиный яд, инсинуации.

Неспроста, провожая Берзина на Колыму, предостерегал его Ян Рудзутак: «Как бы не срубили тебя, Берзин!».

…Эдуард затянулся ароматным дымком папирос «Элита». А кем был тогда ночной гость Рейли с таинственной депешей? Он ведь тоже скрылся. Берзин лишь мельком взглянул на него.

Где-то он еще раз потом видел холодное надменное лицо с темными усиками. Те же бесцветные глаза, в которых тлеет затаенная усмешка.

Перед ним вдруг отчетливо всплыло снова это лицо… Концессионер из «Лена Голдфилдс лимитед»! Тот самый, что двадцать дней назад исподтишка наблюдал за ним на иркутском вокзале.

Вот он где оказался! И наверняка именно его заинтересовали копии докладных Билибина и другие бумаги, хранящиеся здесь…

Берзин взглянул на желтый чемодан-портфель, который неистово бросало из стороны в сторону, и почувствовал, что его укачивает. В каюте стало невыносимо душно. Эдуард вышел на палубу. В лицо ударил крепчайший соленый и мокрый ветер.