Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Я перестал зависеть не только от прачек, но и от парикмахеров. Все, кто побывал в Англии, обычно привыкают там бриться самостоятельно, но я не знал никого, кто научился бы стричь себе волосы. Мне пришлось освоить и это тоже. Как-то я отправился к английскому парикмахеру в Претории, и он с презрением отказался подстричь меня. Разумеется, я почувствовал себя оскорбленным, но незамедлительно приобрел ножницы и подстриг свои волосы сам, стоя перед зеркалом. Мне удалось более или менее справиться с волосами спереди, а вот затылок я совершенно испортил. Друзья в суде заливались хохотом.

— Что стряслось с вашими волосами, Ганди? Уж не крысы ли их погрызли?

— Нет. Просто белый парикмахер не захотел прикоснуться к моим черным волосам, — объяснил я. — И мне пришлось постричь их самому, пусть даже у меня и не получилось.

Мой ответ не удивил никого из друзей.

Парикмахер, если разобраться, не был виноват в том, что отказал мне. Он вполне мог потерять клиентов, если бы взялся обслужить цветного. Точно так же мы в Индии запрещаем парикмахерам обслуживать наших братьев из касты неприкасаемых. В Южной Африке я сталкивался с подобным отношением к себе неоднократно, и только убеждение в том, что это наказание за наши собственные прегрешения, помогало мне сохранять спокойствие и не гневаться.

Крайние формы, в которые вылилась позже моя страсть к самостоятельности и простоте, будут описаны ниже. Но семена были посеяны уже давно. Они нуждались только в поливке, чтобы взойти, зацвести и принести плоды. А с поливкой задержки не было.

Я вынужден опустить многое из того, что произошло в период с 1897 по 1899 год, и сразу перейти к Англо-бурской войне.

Когда войну объявили, мои симпатии были целиком на стороне буров, но я считал тогда, что не имею права широко заявлять о них. Я подробно описал развернувшуюся во мне внутреннюю борьбу в книге по истории сатьяграхи в Южной Африке и не должен повторяться сейчас. Тех, кого интересуют подробности, я отсылаю к страницам той книги. Пока же достаточно сказать, что моя преданность британскому правительству вынудила меня участвовать в бурской войне вместе с англичанами. Я подумал, что, раз я требую соблюдения своих прав как гражданин Британской империи, мне придется защищать ее. В то время я считал, что Индия сможет получить независимость только через империю. Я собрал как можно больше своих друзей и с превеликим трудом сумел добиться, чтобы нас приняли в армию в качестве отдельного санитарного корпуса.

Среднестатистический англичанин считал, что индийцы трусы, не способные рисковать собой или отречься от своих сиюминутных личных интересов, а потому даже многие друзья-англичане не поддержали мой план. Зато мистер Бут охотно поддержал его. Он обучил нас работе в санитарном корпусе. Мы получили свидетельства о пригодности к военной службе. Мистер Лаутон и мистер Эском также одобрили мой план, и мы наконец подали заявление об отправке на фронт. Правительство с благодарностью приняло заявление, но отметило, что в наших услугах пока не нуждается.

Я не был удовлетворен подобным ответом. Доктор Бут устроил мне встречу с епископом Наталя и представил меня ему. В наш корпус записались добровольцами многие индийцы-христиане. Епископ был обрадован моим предложением и обещал посоветовать, чтобы нашими услугами воспользовались.

Время тоже работало на нас. Буры сражались с большей отвагой, решительностью и мужеством, чем от них ожидали, и в результате наша помощь оказалась необходима.

Наш корпус состоял из тысячи ста человек, сорок из которых были командирами. Примерно триста были свободными индийцами, а остальные — законтрактованными. К нам присоединился и доктор Бут. Санитарный корпус показал себя с лучшей стороны. Хотя мы работали не на линии огня и находились под защитой Красного Креста, в критические моменты нас просили выдвинуться на передовую. Но не по собственной воле мы прятались в тылу: власти не хотели отправлять нас в самое пекло. Ситуация изменилась после битвы за Спион-Коп, когда генерал Буллер прислал нам письмо, в котором отметил, что, хотя мы не обязаны подвергать себя риску, правительство будет благодарно, если мы выдвинемся вперед и будем выносить раненых с поля боя. Мы не колебались ни минуты. Вот так и получилось, что во время битвы за Спион-Коп наш корпус оказался на линии огня. В то время нам приходилось проходить по двадцать или двадцать пять миль в день с ранеными на носилках. Мы даже удостоились чести переносить самого генерала Вудгейта.