Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

По мере того как я все сильнее проникался идеалами жертвенности и простоты, а религиозное сознание все больше оживало во мне, росло и мое увлечение вегетарианством как миссией. Я знал только один способ ведения миссионерской деятельности: личный пример и беседы с теми, кто жаждал познания.

В Йоханнесбурге был один вегетарианский ресторан, принадлежавший немцу, стороннику гидропатической терапии по методу Куне. Я сам часто посещал ресторан и старался помочь владельцу, приводя с собой английских друзей. Но я понимал, что долго заведение не протянет, потому что средств вечно не хватало. Я как мог поддерживал его и даже потратил некоторую сумму, но в конце концов оно все-таки закрылось.

Многие теософы в большей или меньшей степени были вегетарианцами, и одна предприимчивая дама из числа членов общества решила попробовать себя в роли владельца по-настоящему грандиозного вегетарианского ресторана. Она была любительницей искусства, вела себя экстравагантно и ничего не понимала в бухгалтерии. Зато имела немало друзей. Начала она скромно, но затем захотела расширить предприятие, арендовав несколько вместительных залов, и обратилась ко мне за помощью. Мне ничего не было известно о ее материальном положении на тот момент, но я полагал, что ее собственная оценка в достаточной степени верна. У меня была возможность удовлетворить ее просьбу. Мои клиенты давали мне в качестве депозитов крупные суммы. Заручившись согласием одного из них, я одолжил ей около тысячи фунтов из его средств. Этот человек был великодушным и доверчивым. В Южную Африку он прибыл сначала как законтрактованный рабочий. Мне он сказал:

— Выделите денег, если вам так угодно. Я ничего не смыслю в таких делах, но хорошо знаю вас.

Звали его Бадри. Позже он принял активное участие в сатьяграхе и угодил за решетку. Я дал деньги в долг, считая, что простого согласия Бадри будет вполне достаточно.

Через два или три месяца я выяснил, что долг не будет возвращен. Я не мог позволить себе столь крупных потерь: существовало множество других целей, на которые я мог бы потратить эти деньги. И действительно, одолженных денег я больше не увидел. Но как я мог предать доверчивого Бадри? Он ведь знал только меня, соглашаясь на ссуду. Пришлось выплатить потерю из собственного кармана.

Один из друзей-клиентов, с которым я обсудил эту злосчастную сделку, упрекнул меня в беспечности.

— Бхай, — сказал он (к счастью, я еще не стал «махатмой» или даже «бапу», отцом, и близкие друзья, обращаясь ко мне, ласково называли меня «бхаем», то есть братом). — Вы не должны были ввязываться в подобные авантюры. Мы ведь зависим от вас во многих других вопросах. Одолженных денег, естественно, не вернешь, но я знаю, что вы не позволите интересам Бадри пострадать и обязательно выплатите ему долг из собственных средств. Если вы продолжите поддерживать свои реформы деньгами клиентов, они разорятся, а вы сами скоро станете нищим. Но ведь вы — наше доверенное лицо и должны понимать: если вы превратитесь в нищего, вся наша общественная работа прекратится.

Этот мой друг, должен с радостью отметить, еще жив. И мне пока не встречался более честный и открытый человек, чем он, ни в Южной Африке, ни где-либо еще. Я знаю, например, что он неизменно извиняется перед людьми, чтобы очистить свою совесть, если подозревает их в чем-либо, а потом узнает, что эти подозрения были беспочвенны.

Я понял всю справедливость его предостережения, потому что, хотя я и возместил Бадри убытки, еще одной такой потери мне было уже не вынести. Пришлось бы влезть в долги, чего я не делал никогда в жизни и чего с отвращением избегал. Осознал я и другое: даже самое благородное рвение реформатора не должно нарушать установленные границы. Я увидел, что, воспользовавшись доверенными мне деньгами, нарушил важнейший аспект учения «Гиты»: обязанность уравновешенного человека состоит в том, чтобы действовать, не желая плодов своего труда. Совершенная ошибка предостерегла меня.

Жертва, брошенная на алтарь вегетарианства, не была преднамеренной или предвиденной. Она свершилась в силу необходимости.

По мере того как неуклонно упрощался мой образ жизни, постепенно усиливалась и моя неприязнь к лекарствам. Практикуя в Дурбане, я некоторое время страдал от слабости и ревматизма. Доктор П. Дж. Мехта обследовал меня, назначил лечение, и я поправился. Не помню, чтобы после этого и до самого моего возвращения в Индию я серьезно болел.